Савва Дангулов - Дипломаты

Человек во френче улыбнулся.

Настенька пересела в кресло, стоящее у стола, за которым работал Северцев, будто поощряя к выполнению приказания. Но Северцев. казалось, бездействовал. Настенька видела, как в этой тишине медленно багровеет и покрывается испариной его лицо.

— Хотите чаю, — вдруг предложил он с видом человека, которого осенило. — Держу пари, такого вы не пили.

Через десять минут спасительный чай уже дымился перед ними, но и он был не всесилен — Настенька явно повергла Северцева в смущение, каждое новое слово давалось ему с трудом.

— Расскажите мне о Питере, — попросил ее Северцев. — Я не был там с начала войны.

Настенька начала говорить: «Питер хорош, особенно под снегом, тогда он молодеет и точно сбрасывает с себя унылое платье войны…» — и внимательно наблюдала за Северцевым. Сколько ему могло быть лет? Сорок, быть может, сорок два, лицо хранит следы пережитого. Эта привычка нервно-иронически смыкать губы так, что обостряется подбородок и кожа стягивается в углах рта. Наверно, прошел войну по ее самой огневой тропе и не однажды видел смерть. Настенька продолжала говорить: «Невский пуст, и гофрированное железо бережет его витрины, как в престольные праздники…» — а сама все чутче прислушивалась к разговору, который шел сейчас за перегородкой.

— Они держатся одной шеренгой и поместились, на одной улице, — заметил Кедров. — Только подумать, посольский квартал в Вологде! Там есть и свой замыкающий и свой головной.

— Френсис? — спросил Репнин.

— Да, на правах дуайена, но действовать через него — значит положить все яйца в одну корзину.

— Нуланс и Карлотти? — спросил Репнин.

— Именно, — ответил Кедров. — И не только: весь посольский квартал, всю Дворянскую…

Наступила пауза. Настенька слышала, как стучат вагоны на соседних путях.

— Через всех действовать? — спросил Репнин.

— Да, так кажется мне, — ответил Кедров. — Кстати, завтра все они будут в «Золотом якоре».

Настенька обратила взгляд на своего собеседника и точно столкнулась с его глазами, строго-внимательными.

— У вас чай остыл, — сказал он. — Хотите горячего?

Они ехали по городу втроем. Кедров сидел с шофером, Настенька с Репниным — позади.

— Когда мы уходили, Северцев не смотрел на меня, — шепнул он ей. — Ты дала ему повод… надеяться?

Она рассмеялась.

— Интересно жить, даже когда тебе говорят одно и то же.

Солнце прощалось с Вологдой на куполах собора — они тускло пламенели. Настенька вспомнила слова Ильи: «Грозный любил Вологду». Кажется, собор построил он. Прогремели сухие доски моста, и автомобиль вошел на Дворянскую, миновав монастырь. Пошли особняки — деревянный проспект. Окна итальянского посольства распахнуты, но за окнами темно, французский особняк освещен, античные колонны дома, в котором расположились американцы, в свете закатного солнца казались мраморными. Где-то в глубине двора гремело сухое дерево — американцы играли в городки.

— Однако дипломаты достаточно обжили Вологду, — заметил Репнин. — Они могут и не предпочесть ей Москву.

— За спиной Москвы нет двери, — возразил Кедров.

— А Вологды?

— Есть, — ответил Кедров после некоторого раздумья. — Даже две, что в данном случае важно: Мурманск и Архангельск.

Солнце уже село, когда автомобиль остановился у красного крыльца дома на берегу Вологды.

Окна были распахнуты, по комнатам гулял ветер — холодноватый, пахнущий речным песком («Река рядом», — подумала Настенька) — и сушил только что вымытые полы. Появилась девушка, неожиданно черноволосая (а казалось, в Вологде все женщины с льняными волосами): с полными ведрами она шла от Вологды.

— Как тебя величают, красавица? — спросила Настенька и взяла из ее рук ведра, нелегко было нести их в гору.

— Мелентьева я, дочка Осипа Поликарповича, а зовут Ольгой. — Говорок девушки был особым — приятно грудным и окающим.

Дом выглядел новым. Как тут же рассказала Ольга, его выстроил местный мукомол для дочери, но та предпочла особняку над рекой жилище свекра. Мукомол и теперь жил в Вологде и время от времени являлся сюда, чтобы взглянуть на свой дом.

— Он и завтра приедет, — сказала Ольга, смеясь. — Но вы не бойтесь его. Походит, походит и уйдет.

Пока Репнин продолжал разговор с Кедровым, Настенька осмотрела новое жилище. В доме было все, что полагается для особняка, построенного безбедно: гостиная с тремя окнами на улицу, столовая с окнами на реку, кабинет, спальня и даже детская, они смотрели в старый и разросшийся сад — дом пристраивался к саду.