Савва Дангулов - Дипломаты

Настенька подошла к окну и сдвинула шторы; солнце, так и не поднявшись над Вологдой, впервые с тех пор как стоит земля… уходило на восток, на восток… Настенька сбросила с себя платье, подошла к кровати.

— Какая ты холодная, — шепнул он.

У нее горели лицо, шея, грудь, но руки еще хранили устойчивую прохладу реки. Она приблизилась к нему, и тепло его тела обволокло ее. Нет, солнце и в самом деле обратилось вспять — оно сейчас шло тропой, которой с сотворения мира не ходило.

Автомобиль выехал из города, и Репнины увидели впереди на холме Осаново.

— Наверно, верст пять, — сказал Репнин шоферу, рассматривая холм, который сделали выше старые липы и церковка.

— Около того, — ответил шофер сдержанно.

Дорога некруто шла в гору, и поля, по-летнему ярко-зеленые, ухоженные, с островками рощ и садов, высветлило солнце. В церкви на пологом холме звонили к вечерне, и округло-мягкие звуки колокольного звона катились по полям, взбираясь на невысокие холмы, скатываясь в лощины. Машина прошла Нижнее Осаново — двухэтажный дом, окруженный садами и купами уже отцветшей сирени, остался в стороне — и начала взбираться на холм: Верхнее Осаново было там.

— Как просто все вокруг, а глаз не оторвешь, — произнесла Настенька. — Вот оно, русское поле.

— Русское поле, — задумчиво сказал Репнин. — Поле… русское, — повторил он, а сам подумал: «Кто знает, что происходило на осановском холме все эти месяцы. Быть может, здесь именно и сооружался заговор против России».

И вновь холодная рука коснулась его сердца, и Репнин подумал: «Глупо, конечно, но кажется, будто эти березы, и пологий скат холма, и речка под холмом, что были невольными очевидцами событий, изменили сути своей».

У него было то же состояние, когда часом позже он шел с Френсисом боковой аллеей, огибающей верхнеосановскую усадьбу, к деревянному домику над речкой. «Уж этот дом видел все», — думал Репнин. Домик смахивал на лесную сторожку. Два окна смотрели на аллею, два на другую сторону, в поле: холмистое, убранное рощами и садами, оно было видно далеко отсюда.

По тому, как Френсис ткнул дверь, как наклонился, входя в комнату, и, протянув руку, подвинул стул, приглашая Репнина сесть, тот понял: уединенная осановская обитель была Френсису известна и прежде. Кстати, обитель была убрана умелой рукой: комнату обставили резной мебелью простого, но приятного северорусского рисунка. На самодельной полке разместилась деревянная посуда — разумеется, декоративная: плоские блюда со жбанами, чашки с ковшами, все емкое, громоздко-большое, добротное. Но Френсис не воспользовался ни ковшом, ни жбаном. Он открыл дверцу полированного шкафа-теремка и достал оттуда бутылку канадского виски «Верн бест», блюдо с сандвичами (копченая колбаса не стареет), поднос с рюмками — посол непредусмотрительно задержал руку с подносом над столом, и близко поставленные друг к другу рюмки обнаружили, к неудовольствию Френсиса, как дрожит рука. Репнин знал: алкоголь был недугом американца. В Питере посол пил много, однако, в отличие от прочих подверженных влиянию зеленого змия, хмелел не сразу. Быть может, дрожащие руки единственный признак, выдававший посла.

— Мне сказали, что вы школьный друг министра Чичерина? — спросил посол по-английски, поспешно опустив поднос с рюмками на стол и загасив звон. — Школьный друг?

— Не в меньшей степени, чем Арчибальд Хэлл, которого вы изволили вспомнить вчера, — заметил Репнин в том полушутливом тоне, который делал колкую фразу не обидной для Френсиса.

Посол не смутился, лишь испытующе посмотрел на Репнина.

— Нет, я просто хочу сказать: не является ли эта ваша миссия проявлением приязни министра. — Он помолчал, наблюдая, как примет его слова Репнин. — В нашем мире, как вы знаете… — Он кивнул на окно, из которого была видна темная туча над лесом — собирался дождь. — В нашем мире это не так предосудительно, как здесь. Там этим гордятся.

Репнин улыбнулся — он полагал: шутка иногда помогает овладеть беседой.

— Если это полезно делу, очевидно, проявлением личной приязни…

— Не затем ли вы приехали в Вологду, чтобы выяснить, как долго дипломаты предполагают оставаться здесь и не намерены ли они… — Френсис умолк, глядя на Репнина, ему была интересна реакция собеседника.

— Да, — сказал Репнин.

— И не намерены ли они переехать в Москву, — закончил свою сложную фразу Френсис.

— Именно это меня и интересует, — сказал Репнин.