Пенни Винченци - Соблазны бытия

– Мы это… понимаем, – сказал Кайл.

Слова давались ему с трудом.

– Ах, вы понимаете? Но не готовы ничего для меня сделать. Вы мне еще сочувствие выразите.

– Чарли, прошу вас…

– Нечего меня просить! Я хочу то, что принадлежит мне по праву. Каждый, в ком есть хоть капля порядочности, меня поддержит. О’кей? Спрашиваю вас напрямую: вы согласны на то, о чем я сказал, или нет?.. Не слышу ответа.

– Нам необходимо посовещаться. Вы можете немного подождать? – спросил Джейми.

– Конечно, – ответил Чарли, став вдруг более похожим на себя прежнего, каким всегда представал перед ними. – Пожалуйста, совещайтесь. Я посижу здесь. Я никуда не спешу. Мой бизнес рухнул. В основном из-за того, что мне пришлось спешно его продать. Кстати, по вашей милости. Идите, совещайтесь. Я вас не тороплю.

Через десять минут Джейми и Кайл вернулись в кабинет и сообщили Чарли, что заплатят все его долги, оставив в неприкосновенности его долю наследства Барти.

Чарли поблагодарил их, дал им все необходимые сведения и ушел.

На углу он зашел в будку телефона-автомата и позвонил Джонатану Уайли.

– Прошу прощения за то, что так и не ответил на ваше письмо, – сказал он в трубку. – Семейные проблемы. Но решение я принял. Я хочу продолжения дела о наследстве, если вы вполне уверены, что на данной стадии нет необходимости вовлекать в него мисс Эллиотт.

– Ни малейшей необходимости. Я готов продолжить дело, если вы представите мне письменное доказательство, что являетесь опекуном мисс Эллиотт. Я рад вашему решению. Давайте определимся с датой вашего визита к нам. Вы можете ее назвать?

– Я вам перезвоню, когда вернусь домой и загляну в свой деловой календарь. Благодарю вас.

До дому было недалеко. Чарли шел пешком. Он радовался, что спихнул с себя долги и весь сопутствующий кошмар. Но его по-прежнему душила злоба, которая становилась все сильнее, превращаясь в стену мрака.

Ничего, он покажет всем этим напыщенным ублюдкам. Всем этим Литтонам, Эллиоттам, Бруерам и прочей швали. Каким образом – он пока не знал, но был уверен, что обязательно их проучит.

Чтение дневников матери стало для Джайлза чем-то вроде литературного наркотика. Никакие книги не приковывали его внимание с такой силой, как эти томики в кожаном переплете. Теперь он читал их на работе, задерживаясь вечерами. Его тянуло к черному сейфу, как пчел на медонос. Убедившись, что издательство опустело, он доставал очередной том и принимался за чтение. Джайлз читал методично, двигаясь в хронологическом порядке.

Чтение было захватывающим, но далеко не всегда приятным. Попадались откровенные записи, вызывавшие у него дискомфорт, отвращение и даже шок. Джайлз читал их, испытывая глубокое смущение. Казалось, он подглядывает за родителями и Себастьяном, шпионит за ними, слушает их разговоры, наблюдает их действия, сам оставаясь невидимым и неслышимым.

В черном сейфе недоставало трех томов. Отсутствие одного – за текущий год – было вполне понятным. Селия не стала бы убирать в сейф тетрадь, заполненную лишь наполовину. Отсутствие двух других представлялось загадкой. Не было дневников за 1909 и 1919 годы. Первый относился к году, предшествовавшему рождению близняшек, а второй – рождению Кита. Джайлз тщательно просмотрел содержимое сейфа, однако дневников за эти годы не нашел. Он был немало удивлен и заинтригован. Если бы отсутствовали томики еще за какие-то годы, он бы предположил, что часть дневников попросту утеряна. Однако они все были здесь. Кроме двух. Куда же те могли деться?

Джайлз напряг память, пытаясь вспомнить значимые события 1919 года. Ему тогда было четырнадцать, он учился в школе. Вроде, ничего особенного в тот год не происходило. Барти было двенадцать, и они крепко дружили. Потом на память пришли кое-какие события, которые усилили его беспокойство. Будучи подростком, он не совсем понимал разворачивающуюся драму, связанную с Барти. В доме на Чейни-уок, двумя этажами ниже, происходило что-то странное и неприятное. Мать строго-настрого запретила ему говорить об этом. Барти, со свойственной ей твердостью, сразу же переводила разговор на другую тему. Джайлз вспомнил ее тяжелое, подавленное состояние в те дни. Что-то ее сильно угнетало, но рассказать ему она не смела. Он вспомнил, как с Барти случилась настоящая истерика. Она плакала несколько часов подряд и никак не могла успокоиться. Следом Джайлзу вспомнилась отвратительная сцена, когда Селия застала их обоих лежащими на его кровати. Он всего-навсего пытался утешить Барти. Барти вдруг начала кричать на его мать и говорить ужасные, полные ненависти слова.