Захария Станку - Босой

– Разве что в геенне…

– Так вот, как я уже сказал, – направляет разговор адвокат, – есть у меня клочок земли возле Бэкэлешти. Я берусь защищать эту девушку на суде…

– Не девушка она, баба, потому как…

– Знаю, замужем была.

– За неспособным, сударь, – как на грех, неспособный оказался…

– Так вот, берусь вытащить ее сухой из воды. Два пола заплатишь?

– Я уже говорил, заплачу…

– Да к тому же не в службу, а в дружбу… как меж людьми водится… Деньги твои мне только за марки заплатить. А судебное дело для меня – тяжкий труд. Так будь добр, потрудись и ты на моей земле: вспаши, засей – семян я дам, – собери и привези, что уродится… Солому себе возьмешь. Расплатишься двумя поросятками.

– У меня их всего-то два.

– Сейчас два, а к лету свинья еще принесет.

– Уже не принесет.

– Бесплодна, что ли?

– Да нет. Просто нет у меня больше свиньи.

– Зарезал?

– Закопал. Рожа у свиней началась. Я уж и заговаривал, и ухо прокалывал, и подвешивал – все зря. Подохла свинья…

– Прими мои соболезнования!

– Как вы сказали?

– Мне очень жаль, что твоя свинья подохла.

– Вот так-то мне понятнее. А что вам жалеть-то ее, господин адвокат? Даже если б она и не подохла, вам бы от нее все равно ничего не досталось. Давно это приключилось, когда Мэлина еще на ножках не стояла.

– Кто это – Мэлина?

– Я… Это меня Мэлиной зовут, – объясняет толстушка.

– Значит, договорились. Ты даешь мне два пола и двух поросят, а я избавлю Мэлину от неприятностей. Случай трудный – кража. И чтобы я вложил в это дело душу, обработаешь мне землю… Как я уже сказал, солому можешь оставить себе.

– В том наделе погонов семь будет…

– Но и процесс предстоит трудный, старик. Дело о краже…

– Обработаем, тятенька…

Теперь уже нет в округе села, где адвокат не имел бы земли. Даже рощу прикупил на Олте. Ссужает деньги в рост. И процент берет немалый. Корчма в Кырлигаце, расположенная по дороге в суд и потому очень прибыльная, принадлежит все тому же Викэ Джорджеску, хотя на вывеске и написано: «Коммунальная корчма „Весы правосудия“, владелец Барбу Кэуш». Все, кому там случалось или не случалось выпить, знают, что Барбу Кэуш лишь подставное лицо.

– Вино-то хоть хорошее?

– Дрянь. Зато дорогое.

– А если бы на вывеске вместо «Барбу Кэуш» было «Викэ Джорджеску», как думаешь, стало бы вино лучше и дешевле?

– Думаю, нет.

– Эхма!..

Адвокат берет молодую женщину за подбородок. И умильным голосом приглашает:

– Зайди ко мне через часок, Мэлина, расскажешь подробно, как все случилось, чтоб я мог получше подготовиться к защите. Пойми! Если я буду знать все обстоятельства дела, то смогу заранее обдумать, как представить твой случай, чтоб запутать судью и добиться оправдания.

– Да все так и было, как тятенька сказывал. Забрала я свои вещи. Чужого ничего не взяла, ни на столечко…

– Брала или не брала, зайдешь ко мне для разъяснений.

– Вместе с тятенькой?

– Лучше бы одна.

– Тогда пусть тятенька подождет у дверей… Знаете… Я… Мне боязно…

Старик, утомившись, отошел. Уселся на бровке у забора, раскурил трубочку, положил на колени свою огромную кэчулу с приплюснутым верхом. Давно не стриженные волосы упали иа щеки, смешавшись со спутанной бородой.

– Чего тебе боязно?

– Я, сударь, хотела девушкой замуж выйти…

– Постой, да ведь ты уже была замужем…

– Была, а вроде как и не была…

– А ты глупа, однако…

– Может, и так, да лучше уж глупой и останусь…

– Приходи, как я сказал. Поговорим и об этом…

– Приду вместе с тятенькой. Он подождет у двери…

Старик засовывает руку в свою котомку. Достает желтый ломоть мамалыги. Посыпает солью. Откусывает, жует и глотает.

– Небось есть хочешь, Мэлина?..

– Нет, тятенька, не хочу.

Привратник выкликает с порога суда имена просителей.

– Наше дело адвокат небось отложит, покеда деньги не принесли, – говорит старик.

Возле дверей притулился какой-то верзила с белым как мел лицом, с длинной, тонкой, помятой шеей, точно его проволокли сквозь заросли чертополоха… Мэлина долго всматривается в него, словно видит впервые. Смотрит, меряет взглядом.

– И за такого-то недоделанного я замуж вышла, тятенька. А все из-за земли, чтоб был дом как дом, стол как стол. А Дэнилэ бросила… Теперь думаю, лучше бы сухую корку глодать…

– Вот и погложи…

– Дэнилэ меня возьмет. Может, прибьет, но простит и возьмет в жены… Я уже вчера вечером говорила с ним, тятенька…