Захария Станку - Босой

Тогда префект перевел крестьян в жандармское управление. Распорядился утром бить, в обед бить, вечером снова бить и в полночь опять же бить. Но все было тщетно, крестьяне отказались вернуться к прежней вере.

И их – оборванных, ослабевших от голода – выпустили на свободу.

Гонения со стороны префектуры никого не устрашили. Число адвентистов продолжает расти.

– Чего же они хотят?

– Да ничего. Считают, что земля, звезды и луна – творение рук божьих, и проповедуют, что на этом свете нужно жить честно и справедливо. И верят, что тогда двери рая сами отворятся перед тобою. И незачем платить подати попам и ходить в церковь с облупившимися ликами святых на стенах.

Невестка моя Лина решилась стать адвентисткой еще до замужества. И после свадьбы она, не сказавшись Иону, наведалась в Секару и вернулась оттуда уже обращенной.

Склонить к новой вере Иона ей не стоило большого труда. Решение свое они держали в тайне. И только в пасхальную ночь пришлось объявить о нем во всеуслышание.

Маме вспоминается дедушка, его сивая борода и псалтырь, который он читал по вечерам при свете коптилки.

Сама мама не то чтобы очень верит попам. Нам, своим детям, она не устает внушать, что надо остерегаться дурных людей, не велит красть, лгать и зариться на чужое добро. Она верит, что бог вездесущ – он в воздухе, которым мы дышим, в траве, растущей вокруг, в звездах и в солнце.

В церковь она ходит по глубоко укоренившейся привычке: коли держались веры родители, деды и прадеды, значит, так тому и следует быть.

И все же отречение Иона расстроило ее.

Мы подходим к церкви. С большим трудом протискиваемся внутрь.

Церковь гудит как улей. В подсвечниках зажжены восковые и сальные свечи; расплавленный воск и жир капают нам на головы, застывая в волосах, на плечах, на спинах. Где-то в глубине, возле алтаря, курятся кадильницы с ладаном. Густо валит дым, но ладан хорошо пахнет и забивает тяжелый дух от тесно прижатых друг к другу, чуть ли не сплющенных тел.

Служба еще продолжается. В алтаре, за иконостасом, церковные служки крошат хлеб в большие чаши с вином – готовят пасху для причастия…

Хор поет «Христос воскресе». Поп возглашает:

– Христос воскрес!

Прихожане в один голос отвечают:

– Воистину воскрес!

Я ступаю по чьим-то ногам, кто-то больно придавил мне ногу…

Начали обряд причащения. Чтобы подойти к алтарю, где служка держит в руках чашу с хлебными крошками, смоченными вином, – пасхой – и деревянную ложку, нужно пройти мимо попа. Поп помажет тебе миром лоб, протянет для поцелуя руку, и только потом, протиснувшись дальше, ты оказываешься возле служки. Протягиваешь руку, берешь ложку, зачерпываешь из чашки и кладешь пасху в рот. Жуешь и проглатываешь. Лишь после этого можно достать из-за пазухи яйцо, облупить и съесть. Кончился великий пост.

Всю церковь от стены до стены поп велел перегородить длинным рядом столов, заставив подходы к чаше с пасхой. Теперь к ней можно подступиться, только пройдя мимо попа и получив миропомазание.

На столе возле попа – толстая раскрытая книга. Приблизившись к попу, глава семейства вынимает из кармана лею и отдает ее служке. Тот записывает имя дарителя в книгу. Приняв миропомазание, прихожанин получает доступ к причастию. Один за другим члены семьи, помазанные миром, допускаются к алтарю. Причастившись, через боковую дверь выходят из церкви во двор. Коли есть охота, можно остаться поболтать с односельчанами, нет охоты – спешат домой разговляться.

Мы пробиваемся поближе к попу. Однако прежде нас поспевает Павел Ильюцэ с женой, сыном и невесткой.

У Ильюцэ единственный сын – Райчу. Его женили несколько недель назад, перед самой пасхой.

Вынув из кармана лею, Павел Ильюцэ протягивает ее служке. И проходит с женой к алтарю. Хочет пройти и сын Павла. Но поп останавливает:

– Давай лею!

– Так отец уже заплатил.

– Отец само собой, а ты тоже плати, сам глава семьи.

– Да я, батюшка, и не венчался еще, на тот уж год отдам.

– А я тебя к причастию не допущу.

– У меня, батюшка, и леи нет. Заплачу в другой раз.

– Ишь ты, знаю я вас, все вы разбойники. Коли сейчас не заплатите, вас потом в церкви целый год не увидишь. А за год… или осел помрет, или вьюк пропадет.

– Да нет у меня денег, батюшка!

– А коли нет, и причастия не жди.

Парнишка мнет в руках шапку, не зная, что сказать. Осрамил его поп перед всем селом. Народ сзади напирает.

– Да пропустите вы его, батюшка, этак мы тут до свету простоим. Пусть идет ко всем чертям, потом заплатит.