Гарри Табачник - Последние хозяева Кремля

За время учебы будущего генсека вспыхивают восстания заключенных в бывшей вотчине его предшественника - Черненко - Красноярском крае, Джезказгане и на Сахалине, Вожаеле в Коми АССР, Перми, в Норильске, Караганде, на Колыме, под Свердловском, в Воркуте, Тайшете, Карабаше на Урале, Решотах, Шерубай Нуре, на Балхаше. Самым значительным было восстание 1952 года в Кентире. Оно длилось 42 дня и возглавлялось бывшим полковником Советской Армии Кузнецовым.

А в школах по-прежнему изучали „Молодую гвардию” Фадеева, и ее преданные партии герои должны были служить примером для комсомольца Горбачева. Громили на собраниях, мало что понимая в ней, музыку Шостаковича, Прокофьева, Хачатуряна, Мурадели, Мясковского и хоть чуточку отражающие действительность, такие фильмы, как „Большая жизнь”, вместо предлагавшихся взамен вызывавших скуку фильмов-монументов: „Адмирал Ушаков”, „Адмирал Нахимов”, „Падение Берлина”, в финале которого перед прибывающим в поверженную германскую столицу Сталиным, как перед живым богом, преклоняются уже не только советские народы, но и народы всей земли.

Бегали по клубам на трофейные западные кинокартины вроде „Судьбы солдата в Америке”, „Знака Зорро”, „Индийской гробницы”, „Серенады солнечной долины”, „Девушки моей мечты”, главную роль в которой играла близкая к Гитлеру Марика Рок. Танцевали буги-вуги и фокстрот „Истанбул-Константинополь” на самой модной в Москве танцплощадке в ресторане „Спорт”. Увлекались Гленом Миллером и новым видом спорта, который поначалу называли канадским хоккеем, но который в духе времени переименовали в хоккей с шайбой.

Жизнь продолжалась несмотря на непрекращающиеся новые кампании по разоблачению, они стали частью ее, без них представить ее было невозможно и к ним привыкли. И вдруг возникло нечто новое. 13 января 1953 года газеты опубликовали ошеломляющую новость. Оказывается, в стране в течение долгого времени действовала банда „убийц в белых халатах”. Крупнейшие специалисты, цвет медицины страны, обвинялись в том, что собственноручно умертвили виднейших деятелей партии и государства и составили заговор, чтобы путем неправильных методов лечения умертвить и других. Обвинения были настолько невероятны, что им отказался поверить даже министр госбезопасности Абакумов несмотря на то, что следователи положили перед ним подписанные самими арестованными признания. Но когда об этом доложили Сталину, то диктатор, которого через две недели постигнет роковой удар, приказывает, не считаясь ни с возрастом, ни со здоровьем заключенных, многих из которых он знает лично и среди которых находятся и те, кто лечил его не один десяток лет, бить и пытать до тех пор, пока они не признаются окончательно. Среди них значительное число евреев, и это помогает бывшему тифлисскому бандиту раздуть пламя своей последней кампании — антисемитской.

Она охватывает всю страну. Люди отказываются ходить на приемы к врачам-евреям. А так как их немало, то во многих местах больные не получают вовремя нужной помощи. Кремлевского горца это мало интересует. Он предвкушает грядущее, надеясь стать его свидетелем. Он не знает, что дни его сочтены.

Он смеется над людьми и глубоко презирает их — этих современных глуповцев. В глубине души, наверное, понимает, что, кроме глуповцев, терпеть все, что происходит и с ними, и со страной, — никто не станет. Он уверен, что так будет и дальше.

Именно ему, чье юношеское стихотворчество не получило развития, удалось иное творчество. Он сотворил невероятное. Он превзошел всех тех, кто только писал об утопии. Он уверен, что сумел претворить ее в жизнь. В его Глупове было почти точь-в-точь как в той утопической стране, которую описал в своем „Путешествии в землю Офирскую г-на С., шведского дворянина” князь М. Щербатов, создавший в ХVIII веке этот прообраз тоталитарного российского государства, где всем согласно сословной принадлежности положено было носить ту или иную форму, жить там, где указано, и пользоваться определенной посудой. Пожалуй, только с посудой не все выходило так, как в земле Офирской. Князь не мог вообразить, что в Утопии может в чем-нибудь ощущаться недостаток. Однако поскольку посуды не хватало, то сталинские „винтики” и без указов свыше пользовались только теми горшками и мисками, которые сумели заполучить согласно своим изобретательным способностям и пронырливым возможностям, а отнюдь не марксистско-утопическим потребностям, удовлетворение коих многократно и уже давно было им обещано правителем современного Глупова.