Гарри Табачник - Последние хозяева Кремля

Гарри Табачник

ПОСЛЕДНИЕ ХОЗЯЕВА КРЕМЛЯ

«ЗА КРЕМЛЕВСКИМИ КУЛИСАМИ» ОПЫТ ИСТОРИКО-ЛИТЕРАТУРНОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Москва * «Орфей» * Нью-Йорк Moscow • Orpheus • New York 1990

Garri D. Tabachnik

THE LAST MASTERS OF THE KREMLIN

Copyright © 1990 by G. Tabachnik

All rights reserved. No part of this book may be reproduced or transmitted in any form or by any means, electronic or mechanical, including photocopying, recording or by any information storage and retrieval system, without permission in writing from the Publisher.

Library of Congress Catalog Card Number: 90-82666

ISBN 0-932249-00-0

Published by ORPHEUS, New York.

Mail orders and Sales Department:

P.O. Box 70400 Washington D.C. 20024 USA

Борцам с коммунизмом во имя свободы для всех

Несчастье революций именно в том и заключается, что к власти рано или поздно приходят люди третьего сорта , с успехом выдавая себя за первосортных.

Марк Алданов

...не отталкивайте истины, не воображайте , что вы жили жизнью народов исторических, когда на самом деле, похороненные в вашей необъятной гробнице , вы жили только жизнью ископаемых.

Петр Чаадаев

Человек всего лишь тростник. Слабейшее существо в природе. Но он думающий тростник.

Блэз Паскаль

Даже Бог не в силах изменить прошлого.

Агафон

ОТ АВТОРА

В ноябре 1989 года впервые после эмиграции я посетил Москву, город, где прожил большую часть жизни, где закончил школу, а потом университет, где начал печататься в различных газетах и журналах, где стал радиокомментатором, автором и ведущим передач об интересных людях, разных событиях, литературе, музыке, искусстве, которые, как тогда отмечала (для той поры — шестидесятых и начала семидесятых годов — это, надо сказать, было весьма необычно) «Советская культура», стали очень популярными.

То, что я увидел в Москве, приехав туда после 16-летнего перерыва, то, что услышал от тех, с кем встречался, вошло в мою книгу. Да и родилась она в Москве, хотя написана была в Вашингтоне.

Я вспоминаю тот день в парке Горького, когда я совсем юным журналистом впервые в жизни увидел не на трибуне и не на портрете, а рядом, одного из советских вождей. Став на стул, чтобы его было лучше видно, Никита Хрущев извергал перед группой советских и иностранных корреспондентов угрозы в адрес Америки. Он не следил за собой, и его искаженное злобой лицо навсегда врезалось мне в память. Через несколько лет я оказался в далеком целинном совхозе среди тех, кто слушал несущиеся из репродуктора тревожные слова о том, что потом вошло в историю под названием Карибского кризиса. Мир был на грани катастрофы, и я опять вспомнил лицо Хрущева. Оно дополняло те рассказы о советском режиме, которые я слышал от вернувшейся из лагерей моей мамы. Отец оттуда так и не вернулся. Посланный на фронт, он и погиб под Старой Руссой.

Так что эта книга никак не могла быть бесстрастным академическим трудом. Сухие факты и статистические данные оживали, окрашиваясь воспоминаниями моих родных, помнивших «мирное время», как они называли предреволюционные годы, и большевистский переворот, гражданскую войну, и голод, и ленинских чекистов, и сталинских энкаведистов, массовые репрессии, жертвами которых они стали, и войну с гитлеровской Германией. К этому добавились и мои воспоминания о жизни на закате сталинского режима, во времена хрущевские и брежневские, под зловещей тенью бериевского и андроповского ведомства, о годах учебы в университете, где я застал тех же профессоров, лекции которых за много лет до меня слушал М. Горбачев. Лишь оказавшись на Западе, я понял, сколько было ими недосказано и сколько было ложного в том, чему нас учили. За время своих многочисленных поездок по стране я встречался со множеством руководителей различного ранга, что позволило хорошо узнать тех, из среды которых вышел нынешний советский руководитель.

Но всего этого для написания книги было бы недостаточно. Как недостаточным было бы скрупулезное собирание материалов, масса прочитанных книг и проведенных интервью. Надо было оказаться в эмиграции, чтобы получить возможность взглянуть на все со стороны, узнать Америку и сравнить. Вот только тогда происходившее в Советском Союзе предстало в подлинном свете. Стала ясна не только чудовищность проводимого там над человеком эксперимента, но и стали понятны масштабы человеческих страданий. От расстояния они не стали дальше. Наоборот. Они стали ближе. Удача избежавшего их заставила ощутить чужую боль острее. И в то же время не угасла вера в то, что настанет день и, как когда-то писал Чаадаев, «сердце народа начнет биться по-настоящему... и мир узнает, на что способен народ и что от него ожидать в будущем».