Гарри Табачник - Последние хозяева Кремля

Тому, кто заглянул бы в вагон-салон и кто мог бы узнать заранее как развернутся события, картина показалась бы довольно интригующей. С одной стороны дубового стола располагались Брежнев и Черненко. Напротив — Андропов и Горбачев. О том, что Брежнев уже подумывает, чтобы сделать Черненко своим преемником, еще никому не известно. Если бы ему это удалось, то тем самым он обеспечивал не только продолжение своего курса, что, наверное, интересовало меньше всего этого наслаждающегося всем, что может дать ему его партийная жизнь, человека, но что было для него гораздо важнее — это обеспечивало ему место у кремлевской стены и, по крайней мере, на ближайшие после его ухода со сцены годы предохраняло от неизбежных разоблачений, обвинений в допущенных ошибках, с которыми каждый новый генсек обычно выступает по адресу предыдущего для оправдания того наследства, которое ему досталось. Брежнев не был дураком, он пережил два сбрасывания с пьедестала. Он не мог не понимать, что сбрасывание с пьедестала — это единственная свободная возможность, ставшая осознанной необходимостью для получившего власть, что она закон партийной жизни. Все это Брежнев знал. По всей вероятности догадывался он и об амбициях сидящего напротив человека с дрожащими руками, в которых он тем не менее крепко держал свое ведомство — опору режима — КГБ.

Но что мог думать дряхлеющий вождь, глядя на пышущего здоровьем ставропольца, родившегося в тот год, когда они с Черненко вступили в партию? Подсказывало ли ему его чутье, что реальный его наследник вот этот ставрополец, преданно смотрящий в глаза, ловящий его взгляд и подобострастно, заискивающе улыбающийся? Может, глядя на него, он узнавал себя, когда он, такой же молодой, с такой же улыбкой, готовый на все по первому зову, по одному лишь намеку вождя — сидел перед Сталиным, а потом — Хрущевым.

Брежнев прекрасно понимал, что происходит сейчас в душе Горбачева, как затаилось все в ожидании одного слова, одного жеста генсека, с которым, как по мановению волшебной палочки, мог кануть в прошлое скучный, пыльный Ставрополь и возникнуть блестящая Москва.

Горбачев ждал брежневского решения, наверное, гадая о том,удастся ли ему обойти своего давнего соперника — секретаря Краснодарского крайкома Медунова. Сейчас или никогда. Или он, или Медунов. Если победит краснодарец, Москвы Горбачеву не видать.

Ждет и Андропов, которому нужен этот молодой, современно выглядящий, но тем не менее вполне надежный и ни на йоту не отступающий от партийной линии энергичный союзник. Именно такой партийный кадр нового типа, сочетающий внешнюю культуру с приверженностью партийным догмам, сейчас и нужен.

Любящий цирк Брежнев, наверное, преставлял себя сейчас тем фокусником, за движением рук которого когда-то в детстве следил с таким же сердечным замиранием, с каким ждет от него сейчас решения своей судьбы ставрополец с родимым пятном.

* Бог шельму метит, — мог думать Брежнев, — Шельма и есть, хитрая шельма. С Андроповым контакт установил, к Суслову втереться сумел. Земляки. Тянут друг друга. Ждет ведь, что из шляпы кролик выскочит. А вот и не выскочит . Но кролик все-таки выскочил.*

На Брежнева произвели впечатление цифры, которые привел ставропольский секретарь. Край собрал рекордный урожай, продал государству 2,5 миллиона тонн зерна. Это на 700 тысяч тонн превышало установленный план и резко контрастировало с тем, что незадолго до этого генсек услышал, остановившись перед Ставрополем в Краснодаре. Его друг и протеже С. Медунов свое слово не сдержал. Краснодарский край продал зерна почти на миллион тонн меньше, чем он пообещал, выступая на ХХV съезде. А Брежнев очень рассчитывал на Медунова. Все было запланировано для его перевода в Москву, где ему предстояло возглавить сельскохозяйственный отдел ЦК. Но вначале Суслов, затем Косыгин и Андропов выдвинули своего кандидата — соседа Медунова. И Брежнев решил поступить иначе.

В этот момент для него важнее ввести в Политбюро своих сторонников. Удалив из него К. Мазурова, он готовился выдвинуть кандидатом в члены партийного ареопага своего давнего днепропетровского друга Н. Тихонова, которого, зная о плохом здоровье Косыгина, прочил в председатели Совета Министров. Другой его ставленник — Черненко — должен был быть переведен из кандидатов в члены Политбюро. Главное для Брежнева — осуществить этот план, и тем самым добиться превосходства своей группировки в Политбюро. Потом можно будет и опять заняться Медуновым.