Гарри Табачник - Последние хозяева Кремля

Хрущеву ясно, что „современное коммунистическое государство может существовать без государственного аппарата, но оно не может существовать без своего партийного аппарата”. Он приступает к осуществлению своего плана, который должен привести к падению соперников.

Важным шагом в этом направлении было восстановление влияния Суслова. Его делают председателем комиссии по иностранным делам Совета Союза Верховного Совета СССР. Должность сама по себе незначительная, но, как и всякая должность в советском государстве, она приобретает значение тогда, когда ей его придают держащие в своих руках власть. Кто, например, знал о должности „члена президиума Верховного Совета СССР”, кто придавал ей какое-либо значение? Но Хрущев, когда это оказалось для него выгодным, вспомнил об этом своем титуле, и он приобрел вдруг большой вес.

Так и Суслов, сделавшись председателем комиссии, о существовании которой до того было известно немногим, вдруг начинает играть важную роль в международных делах, соперничая с Молотовым. Этого как раз и добивается Хрущев. Кроме того, Суслов нужен ему и для, так сказать, теоретического обоснования его притязаний на власть. Все это приводит к стремительному укреплению позиций этого внешне примечательного разве что своим высоким ростом да „оканием” человека. Его ближайший сотрудник Борис Пономарев в 1954 году становится главной международного отдела ЦК и получает контроль над дипломатическими кадрами. Проходит совсем немного времени, и 14 июля того же 1954 года на дверях кабинета советского посла в Венгрии появляется табличка с надписью „Андропов”.

Это было лето, когда на сессии Верховного Совета в Москве Маленков произнес свою знаменитую речь, обещая людям спокойствие и изобилие.

Это было лето, когда самой популярной книгой была повесть И. Эренбурга „Оттепель”.

Это было лето, когда в лагерях на Печоре, Урале, в Средней Азии и Казахстане начались восстания.

Это было лето, когда началось движение за независимость и свободу в странах Восточной Европы.

На берегах голубого Дуная танцевали чардаш и вальс, ели наперченный гуляш, запивая его терпким вином. Но за этим внешним спокойствием назревала буря. Первые, еще отдаленные раскаты ее не остались незамеченными Андроповым. Он знает, о чем говорят в клубе Петефи. То, что доносится оттуда, пугает его. Он боится, он пытается предотвратить надвигающиеся события. Он не подозревает, что если кому и следует радоваться приближающейся буре, так это ему. Ведь этой венгерской буре он обязан тем, что вышел из забытья. Это она, буря на берегах голубого Дуная, вознесла его на своем гребне к порогу власти.

Примерно в это время Михаил Горбачев заканчивает университет. Последние годы его учебы были заполнены важными и неожиданными событиями. После появления весной 1953 года в „Правде” статьи о коллективном руководстве ему как комсомольскому работнику, несомненно, пришлось круто изменить курс. Если вчера он должен был воспевать Сталина, то теперь часто вспоминать о нем не полагалось. Но замена вождей не изменила сути режима.

Открыто высказывать свои мысли не рекомендовалось и не поощрялось. Как и прежде, когда тот, кто был тайным противником сталинских методов, должен был хранить молчание, так и теперь он должен был все время носить какую-нибудь маску, все время надо было лицедействовать. И вот это причиняло непоправимый вред формированию человеческого характера.

Совсем недавно Горбачев вместе со всеми должен был осуждать и безродных космополитов, и менделистов-морганистов, и воспевать гениальные труды Сталина в области языкознания и экономики, проклинать клику Ли Сын Мана и американских разбойников, другую клику — Тито, поддерживать процессы Сланского, Райка, Костова и обличать как злейших врагов группу врачей-сионистов. И он не имел права делать все это просто так. От него требовался энтузиазм. В его речах должна была звучать не вызывающая сомнений убежденность в правоте сталинских предначертаний.

Его сокурсник Млынарж утверждает, что несмотря на все это Горбачев воздерживался от личных нападок. В это трудно поверить. Выступать в то время вообще было нельзя. Партия требовала жертв. Во время кампании против ”безродных космополитов” газеты не смущаясь раскрывали псевдонимы, с радостью представляя трудящимся якобы прячущихся за ними евреев. Как скажет будущий друг Советского Союза, один из лидеров только что родившегося движения стран Третьего мира — Сукарно, „стране обязательно надо иметь врагов”. Сталин это знал раньше него. А Горбачев, как и все служители культа Сталина, на каких бы маленьких ступеньках они ни стояли, обязан был помогать находить врагов и уничтожать их. В этом был главный смысл его деятельности. И это не могло не оказать влияния на формирование его и как человека, и как руководителя.