Гарри Табачник - Последние хозяева Кремля

И тем не менее, несмотря на его усиленно культивируемую внешнюю бесцветность, стремление не выделяться, ввод Горбачева в Политбюро был символичным. Он свидетельствовал о том, что власть начинает перенимать поколение, чья деятельность началась в послесталинские годы.

Семидесятишестилетний Тихонов и сорокавосьмилетний Горбачев. Партократии есть над чем задуматься. Ведь больше всего на свете она держится за свои привилегии, которые ей дарованы не за какие-либо заслуги перед страной, а за партийные заслуги. Вот, к примеру, решил поохотиться член Политбюро, первый зам. Председателя Совета Министров СССР Дмитрий Полянский, и в ста километрах от Москвы, под Боровском, ему отводят чудесный лес в триста акров, куда завозят диких животных со всей страны. Не угодил Брежневу Полянский. Сняли его, и лишился он своих охотничьих льгот. Теперь боровские угодья перешли к кому-то из нынешних правителей. Ну, а если не эти, то какие-нибудь другие, но то, что пользуются они благами неслыханными,— это уже давно секрет полишинеля.

С тех, кто грабит страну наверху, берут пример и те, кто стоит пониже. Они действуют в духе того лозунга, который когда-то бросил Бухарин: „Обогащайтесь!” Говорят, он имел в виду всех граждан. Партократию обогащение всех граждан страны отнюдь не устраивало. Она лучше, чем кто-либо, знала, до какого плачевного состояния доведена под ее руководством страна. На всех богатств не хватало. То, что было, партократия присвоила себе.

Но более того, она постаралась закрепить за собой неустойчивые дарованные генсеками, которые они могли же и отобрать, привилегии, сделав их неотъемлемой принадлежностью статуса, входящих в состав элиты. Партийная элита превращалась в особую касту, которую можно было назвать „неприкасаемой”, потому что закон к ней не прикасался. Она была выше закона. Она полностью игнорировала право, которое, как отмечал князь Е. Н. Трубецкой в своей „Энциклопедии права”, „есть необходимое условие всякого общества: оно — тот общий порядок, которому должно подчиняться как целое общество, так и каждый отдельный его член”. В меньшей степени, но это можно было отнести и ко всей партии. Ведь члена партии можно было арестовать только с санкции партийных властей. И органы правопорядка еще крепко подумают, прежде чем не только привлечь к суду, но и начать следствие против нарушившего закон партийца.

Французский ученый А. Безансон сравнивает возникший феномен с монашеским орденом, „чье влияние ощущается всем обществом, но который держится особняком от него”. Но членов КПСС, если и можно было отнести к монахам, так только к тем, кто, укрывшись за высокими стенами монастыря, предавались всем земным утехам, воздерживаться от которых, как от греха, они призывали других. Захватив власть и материальные блага, эти „монахи” продавали их всем остальным — за взятки или как награду за услуги.

Через десять лет в советской печати появятся ошеломляющие цифры, показывающие, что одна треть всех наличных денег страны уходит в подпольную экономику, которая контролируется тесно сросшейся с партией мафией. В Узбекистане возникает созданная кандидатом в члены Политбюро первым секретарем компартии республики Ш. Рашидовым особая структурная организация по продаже должностей и взиманию и передачи от нижестоящих к вышестоящим своеобразной денежной подати. Все имеет свою цену. За миллион можно было получить Звезду Героя Соцтруда. За полмиллиона — орден Ленина.

В Москве дочь генсека с помощью окружающих ее уголовников занимается скупкой и перепродажей бриллиантов.

Из отделения советского банка в Цюрихе таинственно исчезают огромные суммы в валюте. Как выяснится позже, деньги уходят на подношения Гришину, Кунаеву, Кириленко.

Не отказывается от подарков и генсек. От Алиева он получает драгоценный перстень, от Мжаванадзе — золотого поросенка, министр внешней торговли Патоличев исправно обеспечивает его долларами.

Под сенью больших фигур действуют крепко связанные с ними дельцы, чьи имена не столь хорошо известны, но чье влияние огромно. Оно распространяется на всю страну, которую они рассматривают как свою вотчину. Их не сдерживают никакие моральные принципы. У них только один принцип — коллективное ограбление страны.

Вопреки несмолкаемым похвальбам о прогрессе советского общества, о действительной степени его прогресса давало представление то, что к нему целиком и полностью можно было отнести слова, сказанные вознамерившейся покончить с коррупцией Екатериной Второй о тогдашних российских чиновниках, которые за взятку „способствуют принятию нужных законов, раздают чины, титулы, крупные суммы денег, иными словами, почти все, и препятствуют другим учреждениям выполнять закон и осуществлять свои функции”.