Василий Авенариус: На Париж

— И смеялись?

— Нет, горячими слезами обливались! Чтобы вам, право, писать опять дневник? Я очень люблю посмеяться.

Невеличка птичка, а ноготок востер! На этом кадриль кончилась, да и разговор наш с Пришей. Подали сласти; дворовых тоже пряниками и орехами оделили.

Но свеча почти догорела, а вот и часы бьют, — три часа ночи! Остальное уже завтра.

Кто подарил дневник. — Про Наполеона, Александра I, Кутузова и графа Дмитриева-Мамонова. — Кандидат в «мамоновцы-мамаевцы»

Января 7. Продолжаю. Вчера, в день своих именин, только что встал, налил себе чаю (маменька в кухне именинный пирог готовила), как откуда ни возьмись босоногая девчонка.

— Велели передать.

И подает мне пакетец.

— Да ты от кого?

— Не велено говорить. И шмыг за дверь.

Развернул: увесистая тетрадь. Перелистываю: одни белые страницы. Но на первой надпись печатными литерами (дабы почерком своим, значит, себя не выдать):

Дневник А.С. Пруденского

Ириша! Ясное дело. Иду в кухню.

— Вы, маменька, кого на пирог позвали?

— Да всех Толбухиных с гостями.

— А Елеонских?

— Пока-то нет. Думала: нынче на водосвятии поспею. Да вот с пирогом, вишь, замешкалась…

— Так я, маменька, буду на Иордани, скажу им. Хорошо?

— Скажи, милый, скажи.

И вот, на Иордани, когда молебствие отошло, я — к о. Матвею:

— Так и так, батюшка: не пожалуете ли к нам на именинный пирог?

— Спасибо, дружок, благодарствую. Ну а матушка-попадья моя на ломоту свою опять жалуется.

— А Ирина Матвеевна?

— С нею ты лучше сам уж поговори. У нее нынче семь пятниц на неделе.

Побежал я, нагнал ее, приветствую.

— Здравствуйте, — говорит, а сама шагу прибавляет.

— Да куда вы так торопитесь? — говорю. — Я хотел просить вас тоже на именинный пирог…

— А кто у вас именинник?

И глядит на меня, лукавица, так невинно-вопросительно, что меня снова сомнение взяло.

— Именинник — я сам, — говорю. — А вы разве не знали?

— Откуда мне знать? Мало ли Андреев в святцах? А у самой раскрасневшиеся от мороза уши и щеки еще ярче зарумянились.

— Какая-то добрая душа, — говорю, — презент мне сделала — тетрадь для дневника.

— Вот как? Очень рада. А на пирог родителей моих вы пригласили?

— Пригласил. Батюшка ваш обещал быть.

— Так и я с ним буду.

Пирог матушка испекла на славу. Все похваливали; а кто и от второго куска не отказался. Пирог, как полагается, чаем запили; за чаем разговорились.

— Так дело, значит, решенное, — говорит Аристарх Петрович: — наши войска границу переходят?

— Первого числа должны были быть уже за Неманом, — говорит на это Шмелев.

А о. Матвей со вздохом:

— Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его! Мало крови еще на родной нашей ниве пролито; надо, вишь, и чужие обагрить!

— Простите, батюшка: это все равно, что кровопускание тяжкобольному: вовремя не пустить ему крови, так не выживет.

— Да кто, по-твоему, сын мой, тот тяжкобольной? Что-то в толк не возьму.

— А как же, весь Запад Европы. Под игом ненавистного завоевателя все народы там стоном стонут. На престолы Италии, Испании, Вестфалии свою родню он понасажал, и слушаются они его слепо во всем, как Великого Могола. Швейцарский союз дань платить себе заставил. Из немецких монархов один лишь тесть его, император австрийский, не подпал под его тяжелую руку и обеспечил себя дружеским договором. Прусский король еще кое-как выворачивается, но с опаской и оглядкой. Остальные же германские короли и герцоги перед злодеем пикнуть не смеют; что прикажет, то и делают.

Тут и я смелость взял, от себя добавил:

— Ведь и к нам, в Россию в прошлую кампанию сколько этих саксонцев и баварцев, виртембержцев и баденцев нагнал! И все-то почти, по его милости, костьми у нас полегли.

— Все это так, — говорит Аристарх Петрович. — Но из всего полумиллионного полчища Наполеонова через Березину сколько уплелось? Едва ли десятая часть, да и та в самом жалком виде. Чего же еще?

— Извините, Аристарх Петрович! — загорячился Шмелев. — Кровожадного дикого зверя до конца добивают. А Наполеон далеко не добит. Крепости от Варшавы до Рейна еще в его руках; пасынок его, вице-король итальянский, весь остаток «великой армии» собирает в Позене: сам он вызывает из Франции свои запасные войска, ускоренно набирает новых рекрутов; а союзники его, австрийцы, под начальством князя Шварценберга, его же креатуры, целым корпусом двинулись к нашей границе. На кого же они, скажите, ополчаются?