Василий Авенариус - На Париж

Мая 5.

— С самим Наполеоном у меня никакого сепаратного соглашения быть не может. Пускай обращается к нашему посреднику — императору Францу.

Такого афронта гордый корсиканец вряд ли потерпит, и генеральное сражение неминуемо. Позиция наша для обороны весьма выгодная: Бауцен лежит на крутом берегу реки Шпре и вдобавок крепостною стеною окружен с башнями, а в башнях — бойницы. На всяк случай городские ворота теперь еще бревнами заваливают, а меж бревнами тоже бойницы будут для стрелков. Милости просим!

Мая 8. Французы сюда, к Бауцену, вчера вплотную подошли, и у нашего авангарда с ними под вечер жаркое дело завязалось. Нынче зовут меня к генералу Чаликову:

— Вы, Пруденский, у князя Волконского под пули просились?

— Точно так.

— Поручик Муравьев с тремя уланами отправляется сейчас в горы на разведку и берет вас с собой.

И вот мы в горах. Хороши эти саксонские горы, что говорить, но нам с Муравьевым уж не до любования природой: издали неумолчный гул орудий доносится: «Бум! Бум! Бум!» С вершин да из-за леса высматриваем, нет ли где неприятеля или засады.

— Вернее бы всего, — говорит Муравьев, — одного хоть пленного захватить: от него бы все выпытали.

И ведь чего хочешь — того просишь: выезжаем из чаши к одинокому жилью, — мы с Муравьевым впереди, уланы за нами, — у ворот конь оседланный привязан.

— Смотрите, Николай Николаич, — говорю, — ведь седло-то на коне военное, французское.

— Верно, — говорит. — Вы берите коня, а я с седоком справлюсь.

Поскакали мы оба: я к коню, а он во двор. Там всадник французик, беды не чуя, на пороге сидит, ружье свое к стене прислонил, а сам трубочку покуривает. Налетел на него Муравьев, саблей плашмя его по спине огорошил:

— Сдавайтесь!

Тот с перепугу и сопротивляться не стал. И двинулись мы в обратный путь: я — с конем пленника в поводу, а самого пленника уланы пиками вперед погоняют. Муравьев его генералу Чаликову представил. Похвалил его генерал.

— О вас, — говорит, — будет доложено его величеству. А коня кто захватил?

— Да вот юнкер Пруденский.

— Так пускай и будет его призом.

Так-то вот, и пороху не понюхавши, приз получают! Сагайдачному новый конь мой зело приглянулся: куда казистее данного ему казенного.

— Давай, — говорит, — поменяемся на моего Буцефала?

— Розинанту свою, — говорю, — изволь, бери опять назад, а призового коня, прости уж, не отдам!

Битва при Бауцене. — Сабля пленного. — Отступление и перемирие. — Лейтенант in spe [1] В будущем (лат.).

Лаубан, мая 10. Нет, Наполеона, заклятого врага рода человеческого, простым смертным, видно, не одолеть! А все ведь блестящую победу нам предвещало… И мне тоже счастье опять улыбнулось было…

Началось с вечера позавчера, 8-го числа; а вчера, в Николин день, государь выехал к войскам с графом Витгенштейном еще в 4 часа утра.

— Ребята! Вот ваш главнокомандующий. Поздравьте же его хорошенько с победой.

И громогласное «ура!» по всем линиям прокатилось, и пушки наши, как по сигналу, загрохотали, а им в ответ и неприятельские. Мимо государя проходили полки за полками — одни с музыкой, другие с песельниками, а государь их подбадривал на славную смерть своим царским словом:

— Молодцы! Смотрите, поработайте, когда очередь дойдет. Вперед вам спасибо!

Бой с часу на час разгорался и растянулся на несколько верст по окружающим Бауцен селениям и полям. Сам Бауцен оставался центральным пунктом, где пруссаки ожесточенно бились с прорывавшимися вперед французами.

Было два часа дня, когда государь, наскоро позавтракав, стоял опять со своим штабом на пригорке. Адъютанты и ординарцы летали взад и вперед с донесениями и приказаниями. Прискакал и Муравьев с донесением, весь в поту и дымной копоти. Государь выслушал его со своей ласковой улыбкой.

— Что, устал? Отдохни же теперь, подкрепись.

А под косогором, в ложбинке, небольшая кучка молодых штабных уж «подкреплялась». Я, как причисленный, держался в сторонке. Проходя к товарищам, Муравьев меня заметил.

— А вы что же, Пруденский? Уже закусили?

— Нет, — говорю, — с утра маковой росинки во рту не было…

— Так идемте же: самый адмиральский час.

И, подойдя со мной к закусывающим, говорит:

— Не найдется ли у вас, господа, маковой росинки для меня, да и для сего юноши?