Бернар Клавель - Свет озера

— А ясень, — осведомился Бизонтен, — он тоже тебе годится?

— Ну конечно же, и почки ясеня тоже!

И Мари подробно изложила Бизонтену, что можно извлечь из такого дерева, как ясень: он помогает и против укуса змеи и боли снимает в суставах и в желудке.

— Почки, листья, кора — все в дело идет, — закончила она свой рассказ.

— А со стволом? На что ты ствол ясеня пустишь? — спросил Бизонтен.

— В печку брошу, — засмеялась она.

Бизонтен обхватил ее своими огромными ручищами, приподнял в воздух:

— Дурочка ты несчастная! Но ведь для нашего плотничьего дела лучшего дерева нету! Ты даже того не знаешь, что германцы, какие они там ни есть варвары, зато в дереве разбираются, так вот, они утверждают, что гигантские ясени — это небесные колонны. Именно они-то и держат на себе кровлю небесную.

И он завел хвалу благородному древу ясеню, а Мари в его объятиях все продолжала смеяться. Ему нравилось, когда она вот так весело смеется, но ему не терпелось побеседовать с ней об одном важном деле, только он боялся омрачить ее радость и все не решался заговорить.

Он оглянулся на Пьера, который, прислонясь к дверному косяку, обстругивал планку. Глубоко вздохнув, Бизонтен отвел Мари в сторонку, продолжая держать ее за талию, и спросил:

— Раз ты все травы изучила, должна же ты знать такие, какие употребляют… — он замялся, — какие можно пустить в ход… чтобы женщина родила раньше срока…

Пьер резко повернулся, шагнул к ним, отложил свой инструмент и точильный брусок на стол и сухо спросил:

— Ты это о Клодии говоришь?

— Я же хотел ей услугу оказать, — не спеша объяснил Бизонтен. — В ее годы рожать опасно. И кроме того, без мужа…

Но договорить он не успел. Пьер вообще-то отличался спокойным нравом, а тут вдруг побледнел как мертвец. Схватив Бизонтена за ворот и с силой тряхнув его, он крикнул:

— Ты с ума сошел! Совсем рехнулся! Ведь ты же можешь ее убить! И ее маленького тоже хотел убить? Вы и так помешали мне уехать с Блонделем, но не в вашей власти заставить меня забыть его слова… Они у меня вот здесь!.. Душат меня! Порой как огнем жгут, вы себе и представить не можете!

Он отпустил Бизонтена и несколько раз ударил себя кулаком в грудь, переводя взгляд с Бизонтена на Мари. Бизонтену почудилось даже, что в глазах его горит ненависть. Голос его дрожал от неостывшего гнева.

— Когда Блондель оставил нам эту девчушку, помнишь, Бизонтен, что он нам тогда сказал? «Раз вы спасли ее, вы спасли двух детей, ее и того, кого она носит. И когда тот, кого она носит, откроет глазки и посмотрит на вас, он озарит мир своим светом». Так Блондель и сказал. Я-то помню это слово в слово, будто это было сегодня.

Повернувшись к Мари, Пьер спросил:

— И ты, ты бы сделала это? Убила бы ее младенца?

Мари опустила глаза и отрицательно покачала головой, а Бизонтен произнес:

— Я о ней думал, а не о нас. Подумаешь, страшное дело, еще одного ребеночка вырастить. Но она-то, что она скажет людям, когда они спросят ее, кто отец ее ребенка? Что она ответит своему сынку или дочке, когда в один прекрасный день ребенок ее спросит, кто его отец?

Пьер прерывисто вздохнул раз, другой, потом лицо его залилось краской и он проговорил не своим обычным, а как бы идущим откуда-то издалека голосом:

— Если она захочет… пусть скажет, что это я.

Он весь так и застыл. Потом краска стыда схлынула с его лица, он, казалось, сумел преодолеть этот стыд и вновь поднял на них свои красивые, прозрачно-чистые глаза и решительно вышел из комнаты.

Бизонтен взглянул на Мари.

— Подлость я сказал. Теперь он будет на меня сердиться…

— Нет, не будет. Я-то его, уж поверь, хорошо знаю. Он редко из себя выходит, и, когда на него накатит, сам первый потом жалеет. Только не говори с ним об этом. Сделай вид, будто ты и не заметил, что он так рассердился. И потом, ты же сам знаешь, что с тобой все всегда кончается смехом.

Когда Пьер вернулся вместе с Клодией, которую он держал за руку, все были охвачены смущением. Клодия подняла на них свои черные глаза, в которых зажглась тревога. Пьер не знал, на кого и глядеть. Он стоял неподвижно рядом с Клодией и неловко держал ее за руку. И бросал отчаянные взгляды на Мари, взывая к ее помощи. Но Мари, растерявшаяся не меньше брата, тоже не спускала с него глаз, потом посмотрела на Клодию, посмотрела на Бизонтена, которого от всей этой молчаливой сцены разбирал смех.

В комнату вбежал Жан и с порога крикнул:

— Зачем вы позвали Клодию? Она же нам нужна. Мы там реку роем, а у фонтана будет озеро.