Элоиз Мак-Гроу - Дочь солнца. Хатшепсут

— Я не знаю колебаний! Я фараон, и я принял решение. Я уверен!

— Вы — владыка всего мира. Но если бы вы были правы, то не сердились бы.

Фараон изменился в лице. Он повернулся к Яхмосу спиной, шагнул к садовой двери и прорычал:

— А ты — старый упрямец!

— Да, — согласился Яхмос. — И всегда был таким. В своей глупости я считал, что это было одним из моих достоинств в глазах господина.

— Упрямство, твёрдолобость, чрезмерная осмотрительность?

— Нет, умение говорить в глаза фараону то, что думаю, когда никто больше не Осмеливается.

Тутмос не ответил. Тогда Яхмос подошёл и встал за его спиной.

— Мой господин, мы сражались бок о бок во множестве битв. И теперь нам не след биться друг против друга просто потому, что фараон сражается с самим собой.

Тутмос обернулся и обратил на друга усталый и скорбный взгляд.

— Я принял окончательное решение. Я поверю богам. Они не оставили мне другого выхода. — Пройдя мимо Яхмоса, он тяжело опустился в кресло. — Они забрали у меня сильного, здорового сына, а мне оставили инвалида и девчонку. Египет желает получить бога на трон. Но ему нужен сильный мужчина! Яхмос, ты знаешь это не хуже меня. А я ничего не могу ему дать — кроме себя самого.

— Вы не забыли о будущем? Царский род...

— Забыть о будущем? Да я только о нём и думаю! Вся моя надежда на крепких внуков — один слабый фараон не погубит Египет. Но если их будет два подряд, а то и три? Это немыслимо, Яхмос. Нубия восстанет... О боги, гиксосы могут вернуться! Нет, я должен править!

— Мой господин, это лишь ненадолго оттянет трудное решение. Боги никому не позволяют жить вечно.

— Они позволят мне прожить достаточно долго, чтобы защитить Египет! До тех пор, пока у меня не появится ещё один сын! Да, я сказал то, что думаю! Во время Хеб-Седа ко мне вернётся молодость, не так ли? Это должно случиться! Клянусь кровью Осириса, боги не могут принять мои подарки и не дать ничего взамен — а они примут мои подарки, да, они возьмут их. Разве ты видел, чтобы Могучие когда-нибудь отказывались от золота или скота? Я дам им множество всего, и они не смогут отказать мне!

— Понимаю, — тихо сказал Яхмос. — Тогда почему бы вам не устроить хотя бы свадьбу царевны?

Тутмос неловко уселся.

— Это-то я сделаю. Да, Яхмос, моя дочь выйдет замуж. Но я не верю ни в эту свадьбу, ни в её результат.

— А может быть, в свою дочь? Судя по тому, каким она была ребёнком, она наверняка окажется плодовитой и родит много сыновей.

— Конечно, моя дочь выйдет за кого-нибудь. Но стать женой Ненни? — Тутмос в отчаянии махнул рукой. — Разве могут быть здоровые дети у человека, самое имя которого означает «мёртвый»?

Старый воин помолчал немного. Лужайки в саду покрылись синими тенями, прохладный вечерний воздух тек в открытую дверь. Двое слуг с подносами вошли в сад через ворота, поставили стол около бассейна и принялись накрывать вечернюю трапезу фараона. Издалека, со стороны западной пустыни, словно семичасовой колокол, послышался слабый крик коршуна.

Яхмос повернул к Тутмосу покрытое шрамами лицо.

— Пусть фараон не теряет надежды, — мягко сказал он. — Есть ещё один, о ком вы не подумали и чьё имя тоже значит «мёртвый».

Тутмос рассеянно барабанил пальцами правой руки по костяшкам левой и думал над последними словами. Намёк Яхмоса был вполне прозрачен — он имел в виду Осириса, любимейшего из египетских богов.

— Старик, — с нетерпеливым вздохом сказал он через некоторое время, — ты говоришь об Осирисе, чьё имя означает «мёртвый». Но какое отношение он имеет ко мне и моему сыну?

— А разве не царевич ожидает сейчас появления своего второго ребёнка?

— Да, дитя наложницы из гарема — но вспомни о его первенце! Хилая маленькая девчонка, которая легла в гроб, не дожив до года. Твои размышления непонятны, я устал от них. Сейчас не время старческой мудрости, сейчас время борьбы и веры! — Некоторое время он свирепо глядел на друга; затем огонь в его глазах потух, хотя выражение лица не смягчилось. — Иди, Яхмос, — сказал он. — Моя вера ослабевает, когда ты рядом. Мне не следовало нынче вызывать тебя.

После того как за старым воином закрылась дверь, Тутмос ещё долго сидел, глядя прямо перед собой, и пытался преодолеть захлёстывающее страдание. Он не представлял себе, насколько нуждался в поддержке со стороны Яхмоса, — до тех пор, пока тот не отказал в ней. Почему же Яхмос не понял его — даже он, один из всех? Он ведь тоже был бойцом, был полководцем! Да, но он никогда не был фараоном. В этом и заключалась разница между ними. Ему не довелось ощутить бремени божественности, он был человеком.