Александр Авдеенко: Черные колокола

– Что это за «ага»? – нахмурился Антал.

– А что это за «ну»?

– Я про нее, про гостью, спрашиваю.

– Вот теперь ясен вопрос. Встретились, как положено в таких случаях: смех сквозь слезы, ахи-вздохи, поцелуи. Антал, ты знаешь, я тебя уже люблю, – вдруг объявил Михай.

– Это ж почему? За что? – «Гвардеец» смущенно улыбался.

– За то, что ты сделаешь сегодня. И за то, что ты уже сделал.

– А я еще ничего не сделал.

– Сделал! Меня признал своим командиром – первое твое дело. Привел сюда эту девушку – второе. Благодарю.

Забыли все плохое Жужанна и Юлия, будто и не было между ними глубокой пропасти октябрьских событий, огненного Будапешта и расстрелянного Мартона. Подруги опять вместе, по эту сторону баррикад, одинаково думают, чувствуют, одно дело делают.

– Сумеешь, Жужа?

– Не беспокойся. Не промахнусь, не запоздаю. Я дочь оружейного мастера. Забыла? И ничего не боюсь. Ты ведь не боишься?

– Так то я! Семь дней и ночей воюю. Семь дней и ночей не думаю о себе.

– Юлишка, я всегда любила тебя, но сейчас… если бы ты знала, какая ты стала! Ты – и не ты.

– Да, Жужика, я это и не я. Не помню, как раньше жила, все разучилась делать. Только на одно дело поднимается рука – убивать фашистов. Все мысли об этом. Вот разговариваю с тобой, а сама думаю, как и откуда буду метать гранаты, сколько убью «гвардейцев».

– Губы у тебя запеклись. Кофе хочешь?

– Кофе?.. Не знаю. Я забыла, когда пила и ела.

– Выпей! Пойдем.

Юлия посмотрела на часы.

– Открой окно в своей комнате.

– Зачем?

– Рядом с окном пожарная лестница. Через двадцать минут по ней спустятся с чердака Арпад и его помощники.

– Они уже на чердаке?

– Да. Пойдем к радисту, ты хотела его поблагодарить.

Вошли в «Колизей», и Жужа обняла и поцеловала Михая.

– Спасибо вам, товарищ.

– За что? Вроде бы не успел заслужить. Мечтал, да не успел. Или это аванс?

– Видишь, я говорила! – Юлия с откровенным восхищением посмотрела на Михая. – Как вас зовут?

– Здесь Михаем величают, а там…

– Как?

– Не настаивайте. Могу ведь и проговориться,

– Говорите!

– Прав на то не имею, но…

– От имени Арпада даю вам это право. Говорите! Мне хочется знать ваше имя.

– Зачем?

– Не знаю, – ответила Юлия. И она была искренна.

– А я вот знаю, почему мне хочется знать ваше имя… Как вас зовут?

– Юлия.

– Хорошее имя. Чистое… А мое…. навсегда испачкано, проклято.

Девушка помолчала, пристально разглядывая радиста. Спросила:

– Имре?

Он опустил голову.

– Вот вы и верните этому имени чистоту. Тысячи и тысячи Имре будут вам благодарны. И Михаи, и Анталы, и Яноши. – Она опять посмотрела на часы, кивнула на комнату Жужанны. – Арпад через десять минут будет там. Мы пошли, Имре.

Завывание пожарных сирен притянуло Жужанну к окну. Отвернула край красно-бело-зеленого полотнища, глянула вниз, на улицу.

– Странно! Пожарные команды. Единственные труженики в Будапеште…

– А мы? Разве мы не труженики? – Имре гордо улыбнулся, встряхнул головой, растопыренной пятерней расчесал свои спутанные соломенные волосы и подмигнул Жужанне. – После разгрома контрреволюции нас с тобой к святым труженикам причислят. Не меньше! Да! Великая нам выпала с тобой судьба, Жужа!

Жужанна серьезно, строго посмотрела на Имре.

– Да, великая! И зря ты, Имре, не веришь в то, что говоришь.

– Почему не верю? Моя вера ничуть не хуже твоей. Ты свою веру слезами удобряешь, а я – смехом да брехом. Вот и вся разница.

Невдалеке забухала скорострельная автоматическая пушка.

Шандор появился в «Колизее», подошел к окну, прислушиваясь к пальбе и определяя, где стреляют.

– Пиратское орудие. – Он вздохнул, и на потемневшем, заросшем его лице отразилось душевное страдание. – Сколько оружия захвачено пиратами у нас, ротозеев! Как же это случилось? Как мы допустили?

Имре переглянулся с товарищами и засмеялся.

– Шандор бачи, от кого ты ждешь ответа?

– От себя! Я себя спрашиваю: как ты опростоволосился? Как позволил этой швали вооружиться твоими пушками, твоими автоматами?.. Ладно! Как бы там ни было, а все-таки мы одолеем. Разгромим!

– А что потом будет? – спросил Имре. Лукавая улыбка светилась на его юношеских губах. Всю жизнь беспечно улыбался. И теперь он не считал возможным отказаться от давней привычки.

– После разгрома будем выгребать грязь, натасканную этими… моим сынком Дьюлой и его другом Кишем и такими, как они. Тяжелые настанут времена. Не скоро залечим раны, восстановим разрушенное, сожженное, растоптанное. Наши друзья, прежде всего русские, с опаской будут поглядывать на нас. И правильно. Так нам и надо! Я бы на их месте тоже опасался. Они к венграм с открытым сердцем, а венгры…