Вадим Полуян - Ослепительный нож

Оставшись наконец одна, едва-едва сумела встать к ночной посуде.

Сколько ещё минуло дней то в сне, то в дрёме?

«Акилина свет Гавриловна, вспомянешь ли меня?»

Двенадцать лесных дев и амма Гнева ой как далеко!

«Ой, ой, ой, ой!» - звучал припев забытой песни, кою певал вдовый боярин Всеволож, принимая на руки от мамушек уашку-дочку, дабы погрузить её в родителеву теплоту. Не помнилась отцова песня, как не осталось ничего от раннего младенчества, а тут вдруг ясно повторилась слово в слово:

- добавила она уже от себя два тревожных слова.

- Машалла! - прозвучал над ней голос Дзедзе.

- Что лопочет ясырка? - спросил голос Косого. Евфимия знала: ясырка по-татарски - пленница, рабыня. Стало быть, Дзедзе ровня с ней. Страшна придворная выслужливость, ясырская страшна вдвойне.

- Лопочет: «Не дай Бог, коли боярышня помрёт от голода», - пояснил голос Шемяки.

- Вестимо, не дай Бог, - подтвердил голос Косого. - А что прикажешь делать? Лечец бессилен.

- Я отыскал тебе лекарочку, - прозвучал голос Шемяки, удаляясь.

Опять настала тишина. И длилась до тех пор, пока то ли во сне, то ль вьяви достиг слуха Евфимии распевный знакомый зов, сладостный до боли в сердце:

- Ба-а-рышня!

Ну до чего же ясный сон - Фотинья! Грибница без грибов, чародейка без волшебных чар, ослушливая, непутёвая сестра лесная.

- Ты - наваждение, - произнесла боярышня и ощутила шаловливый, но чувствительный щипок.

Потом они сидели, обнявшись, как два родные существа. Тепло от крепкого, здорового тела Фотиньи вливалось в ослабевшую заточницу.

- Власта оплошно не уберегла тебя, - звенел в отчаявшейся душе голосок драгоценной гостьи. - Амма Гнева ей ижицу прописала на заднем месте.

- Как… ижицу? - не поняла Евфимия.

- Две полосы на ягодицах от розог - вот тебе и буква ижица! - весело объяснила Фотинья и продолжила: - Янина сразу увидала: ты - в беде! Виновница - реветь: «Её умыкнул прилучник!» А ей в ответ: «Нелюбимый любовник страшнее зверя!» Амма Гнева послала меня на выручку. Уж я урядлива! Привлекла взор ближайшего Шемякина болярца Ивана Котова. Тот представил меня князю Дмитрию, князь - брату Василию. И - я здесь!

- Счастье, что ты здесь, - дышала её теплотой Евфимия. - Хоть чуть-чуть с тобою посидеть…

- Нет, не посидеть, - приникла к ней лешуха, - бежать!

Всеволожу позабавила её самоуверенность.

- Помочь бежать отсюда не в измогу даже лучшей ученице пани Бонеди.

Тут Фотинья соскочила с ложа.

- Кто ж как не Агафоклия тебе наврала, будто дара у меня нет? - сощурилась она. - Лжа, и только! Помнишь, как тебя потянуло на наш вьюнец?

- Какой… вьюнец? - спросила Евфимия.

- Ну, хоровод с песнями. Это я на опушке тебе внушила. А как амма Гнева не наказала меня? Посулила, да позабыла. Это я так захотела. Не сразу нашла в себе дар внушения. Истязала и дух, и плоть, чтобы вытянуть его и взлелеять. Попробуй-ка день-деньской глядеть на одну вещицу! Повесишь перед собой еловую шишку и… А, да что! - махнула рукою лесная дива. - Главное сейчас, в тебя вернуть силы. Притом блюсти мерность в пище, не нарутить здоровью. При побеге уложу на пол охранышей за дверьми, Софрю с Ельчей. Пусть дрыхнут, пока мы зададим лататы. А допрежь того входи в тело. Велю Асфане поспешать с естьём.

- Какой Асфане? - удивилась боярышня. - Мне услуживает татарка Дзедзе.

- Какая ещё Дзедзе? - в свою очередь удивилась Фотинья. - «Дзе, дзе» по-татарски «да, да», «ладно, ладно». Её зовут Асфана.

- Не разумею татарский, - смутилась Евфимия. - Тебе он ведом?

- Ещё бы! - Дева опечалила свой весёлый лик. - Родилась, выросла в Орде. Родителей-полонянников потеряла в мор. Нищенствовала на паперти русской церкви. Блаженной памяти князь Андрей Можайский, будучи в Сарае, сжалился над сиротой, привёз на Русь, выпестовал, как родную. Княгиня же его, литвинка Аграфена, испугалась, что сыночек её Вака слюбится со мной, прогнала из дому по смерти князя. Слава Богу, приуютили Мамоны. Амма Гнева приняла в своё сестричество.

Боярышня с большой натугой поднялась, взяла за руки сестру лесную, расцеловала в обе щеки.

- Господь воздаст тебе, Фотиньюшка, спасительница моя!

Дева оправила слипшиеся пряди на висках заточницы.