Вадим Полуян - Ослепительный нож

- Выдь, выдь… Пора! - тянул за рукав тюремщик.

Провёл к началу прохода, отпер первую дверь. Евфимия насчитала девяносто шагов. Всего в девяноста шагах друг от дружки жена и муж, а будто бы в девяноста поприщах!

- Милушка! - сразу узнал вошедшую Андрей Дмитрич. - Ожидал, что придёшь. Видел сон… Слушай, запоминай, - извлёк он из-под рубахи махонький узелок с лёгким порошком на ощупь. - Нас замыслили сожещи. Раздели это надвое. Одну часть исхитрись вложить в мой костёр, другую же - в Акилинушкин. Только допрежь огня. Главное, чтоб допрежь огня!

- Мученик, Андрей Дмитрич, куда тебя ввергли! - негодовала боярышня, пряча узелок в рукаве.

- Отдан за приставы, посажен за караул, - как бы винясь, сообщил боярин. - Положишь допрежь огня, - повторил внушительно. - Это… это… как тебе объяснить? Видишь ли, сила в нас - огонь Духа. Духовно мы - в трёх мирах, взаимодействующих друг с другом…

- Не в измогу тебе здесь! - сочувствовала Всеволожа всем сердцем.

- Не в измогу быть в казни от князя Ивана Андреича, - отвечал Мамон. - Уж так я его любил! - и продолжил: - Мир, в коем мы обитаем, вещественный, рукотворческий. За ним следует - мыслетворческий, тонкий. А самый высший - мир огненный, духотворческий…

- Выдь, женщина. Время выйти, - стал тюремщик меж Всеволожей и узником.

- Бог с тобой, Андрей Дмитрич! Не сомневайся во мне, - успела она сказать.

Наверху ждал Яропка, проводил до рыдвана, захлопнул дверцу. Сидела во тьме, представляя, что так же сидят Мамоны, только без тряски. А вот уже перестало трясти. Дверца расхлобыстнулась. Светыч озарял провожатого, ворота княжого дома.

- Куда тебя? На хозяйский верх? - недоумевал Яропка, не получивший на сей счёт указаний от господина.

В противоположности от ворот она увидела улицу, по которой шла на смыках в узилище. Не то чтобы видела, скорее угадывала во тьме. Ни слова не говоря, устремилась к ней. Улица была пуста.

Парень не догонял, даже не окликал. Баба - с возу!..

Теперь занимала мысль: найти дом Олёницы. Фотинья провожала до прямого пути к терему Можайского. Как назад - не уговорились. Заблудишься, канешь в лапах ночного татя…

- Ба-а-арышня! - прозвучал тихий голос.

- Фотинья?

- Сколько часов жду! Без веды! От колодок спасла, не спасла от безумия.

Евфимия обняла её в благодарном порыве:

- Опасно одной в ночи!

Фотинья не торопилась высвободиться.

- Не одна. С оружием.

- Ведаешь ли, Кузьма Кувыря охранял со своей медведицей покойного князя Юрия, - сообщила боярышня.

- Ведаю, - отозвалась дева. Евфимия прекратила шаг.

- Открыл давеча в бреду, - продолжала Фотинья, - задушил бывшего государя собственными руками. Привёл зверя с выгула и… И первый же объявил о смерти.

- А ты молчала! - возмутилась боярышня. - Утаила признанье истинного убийцы! Теперь возведут на костёр невинных!

- Сожгут не убийц, а волхвов, - был глухой ответ. Евфимия вразумила:

- Можайский мне сказывал: злец Шемяка ищет смерти Мамонов, как убийц своего отца.

- Ишь ты! - удивилась Фотинья. - В таком разе слова Кувыри всё равно не шли бы в зачёт. Ведь он тут же умер. Кому поверят? Тебе? Ещё хуже - мне?

Всеволожа примолкла. Фотинья была права.

- Ба-а-арышня, поспеши, - поторопила она. - Ближе к свету - самый час для татьбы.

Молча дошли до избы Олёницы. Пробрались к своим лежбищам: Евфимия - на голбец, Фотинья - на лавку. Сон охватил без снов. Замелькало только что пережитое и исчезло…

С утра Всеволожа терзала разум: как вызволить из огня невинных? Фотинья сидела у растворенной оконницы, кутаясь в чёрный плат. Как монашка, давшая строгий обет молчания. Единожды лишь откликнулась.

- Сколь крепко было ваше сестричество! - обратилась к деве боярышня. - Сколь необоримо оно могло стать перед бурей! Отчего буря сломила вас?

Бывшая лесная сестра обернулась к бывшей подруге:

- Сломила… Только не извне - изнутри. Раскоторовались - разрушились. Помнишь, ты бежала от нас из леса? Удалилась и амма Гнева. Не нашла сил помочь… Вот мы и сожжены.

«Ты-то не сожжена», - глубоко спрятала упрёк Всеволожа.

Словно услыхав, Фотинья ответила:

- Я ли перед тобой? Призрак во плоти! Дух сгорел…

Снова боярышня погрузилась в поиск: как спасти осуждённых? Требовался большой заступник. Властью ли, силой ли могущий разметать неправый костёр. В ком сила и власть? Все далече. Василиус - без державы и скипетра. Юрий Патрикеич - без войска…

Ещё день минул в бесплодных мыслях.

Фотинья собралась в Москву пешей. Отговоры не помогали. Удалось удержать упрямицу мольбой не оставлять свою «ба-арышню». Дева вновь села у окна. Чёрный двор, полный кур, свиней, обдавал тяжким неблаговонием.