Вадим Полуян - Ослепительный нож

Кузьма прервал насвистывание:

- И то, и то. - Задрал голову к небу, где из-за туч вылущивалась луна, очесливо позвал её: - Выдь к нам скорее, медвежье солнышко!

Мохнатая Матрёна тоже подняла башку. Луна распаренной голыхой выскочила, как из баенки, и воцарилась на своём верху.

- Медвежье солнышко? Матрёна им любуется? - Боярышня заметно привыкала к зверю.

- С сестрёнкою здоровкается, - нашёл Кувыря пальцем в небе сверкание Большой Медведицы.

…Конь начал уставать. Ни чмоканье, ни понукания не действовали.

- Лошадка в хомуте возит по могутё, - вздохнул Кузьма и проворчал с тревогой: - Самое бы место бегу!

Евфимия полюбопытничала:

- Что здесь за место?

- Княжщина смерда! - был загадочный ответ.

- Нельзя ли говорить повнятнее? - промолвила боярышня.

Боялась показать, что ей медведник неприятен. Чем? Трудно выразить. И весел, и занятен, и чуток (мог бы мимо прокатить!). А что-то всё-таки в его оскале прячется. Что-то в узловатых лапищах страшит. Чем-то смех царапает. Не верила чутью, измотанная путевыми муками. Боялась: не дай Бог, заметит… Последние свои слова сочла излишне резкими и улыбнулась.

- Тебе-то весело, - напрягся, глядя вдаль, Кузьма. - А мне-то страшно…

- Нам ли бояться? - успокоила Евфимия. - С нами великая княгиня всех зверей!

- Тебе известно? - таинственно спросил Кузьма. - Тут где-то у реки Колочи живёт простолюдин по имени Лука. Князь цацкается с подданцем! А тайна в том, что тот Лука нашёл в лесу икону Богоматери, висящую на древе. Носил её счастливчик и в Можайск, вёрст за пятнадцать, и на Москву, подалее. Всюду от неё больные исцелялись, Бог миловал калек, входили в разум бесноватые. Луке, конечно, - подношения. Разжился от при носов! Воздвиг терем на Колоче, аки князь какой. Понабрал отроков. Ест знатно, пьёт без чуру. Ездит на охоту с соколами, кречетами, ястребами. Завёл псарню и медведей, утешается. Пограбит ловчих князя, Иван Андреевич всё стерпит. На поклон и просьбу вернуть отнятое ответ крут, суров… Вот так Лука! Помоги, Боже, миновать его поместье без урону!

- Гостила в Нивнах, слышала такую притчу, - вспомнила Евфимия. - Рассказывали скупо. У тебя занятнее…

- Гостила? В Нивнах? - перебил водырь.

- Ну, у Мамонов, у бояр удельных, - откровенничала спутница.

Водырь переклонился к ней, заглянул в очи, заговорщически молвил:

- Сестра лесная? Боярышня осеклась:

- Ты… ты кто?

- А ты? - спросил Кузьма.

- Я Всеволожа, дочь боярина Ивана Дмитрича, - успела произнести она.

Конь стал. И тут же прозвучал над ними грозный глас:

- Водило! Отдай зверя.

Одесную вырос тын. Из-за него - двухпрясельные дивные хоромы с луковичным многоглавием. Под резной кровлей затейливого гульбища - верзила с бородою во всю грудь. Рассвет румянится, проснувшееся солнце уже глядит одним глазком, а борода с ним споит рыжим пламенем. Кузьма, став на колени, стебнул коня. Савраска истомлённо дёрнул и - ни с места.

- Подай медведя! - громогласил бородач. - Введи в ворота. Не то псами затравлю.

Ворота - настежь. Конь - ни с места.

- Слезай, боярышня, - сказал Кузьма. - Возьму Савраску под уздцы.

Евфимия сошла и стала одаль. Кувыря потянул коня. Матрёна выпросталась из телеги. Ещё бы! Спущенная служкой хамка-псина мчалась прямо на неё. Цепь помешала устремиться встречь. Кузьма в единый прыг стал меж медведицей и псом. И волкодав, и медвежатник с рыком, криком покатились по земле…

Поднялся медвежатник. Евфимия увидела покусанные руки. Персты как бы стальные. Они казались толстыми когтями лап Матрёны. Эти руки задушили пса.

Хозяин с верхотуры крикнул служке:

- Спускай Бурю!

Кузьма в один приём снял цепь с Матрёны. Евфимия молила:

- Не делай так!

Водатарь вскинул взор. То был иной Кузьма: он сам стал зверем!

Недаром говорится: «Кто повидал, чтобы медведь летал?» Успела Всеволожа моргнуть глазом, а медведица смахнула с пути псину, как соринку. Бедный Буря!.. Зверь уж на вершине гульбища. Лука был сразу оглушён. Он не издал ни звука. Матрёна поднялась на задних лапах добить поверженного…

Разящий душу крик смертельно раненной матерой женщины сотряс лесные воздуха и покатился по просторам. Так крикнула медведица. За миг до этого за спинами Кувыри и боярышни громыхнул гром. Своеобразный запах попал в ноздри. Дымок над головами, забелев, растаял. Евфимия, мгновенно вспомнив о Бонеде, оглянулась.

Позади сидел в седле Иван Можайский в пёстром окружении.

- Вот, промахнулся по оленю, попал в медведя! - одобрительно изрёк один из ближних.