Юрий Андреев - Багряная летопись

— Нет. Но у меня есть доверие Москвы.

— Тебя послушают?

— Да.

— Командир полка… — после длительной паузы произнес курбаши.

— Командир Старо-Маргеланского узбекского конного полка Красной Армии.

— Уже и название придумал, — покачал головой Мадамин-бек. — Ты хорошо играешь в шахматы, кызыл-генерал, лучше меня!

Желтое солнце спокойно и умиротворенно завершало дневной путь. Косые лучи, наткнувшись на бесчисленны межи широкого поля, раскинувшегося на много верст, подчеркнули прихотливый узор этого огромного одеяла, сшитого из сотен лоскутков-полосок: черные пар ы перемежались с ярко-зеленой озимью и серым прошлогодним жнивьем. Пестрое многорядье это было наискосок прошито желтой полосой дороги, которая, сбегая с гряды пологих холмов, тянулась к большому селу.

То тут, то там лежали вдоль обочины груды обмундирования, аккуратные клади винтовок, стащенные вместе седла, сбруя; трофейная команда и обозники свозили с поля недавней битвы добычу, хоронили убитых, своих и чужих, отволакивали в овраг конские трупы.

А в селе оживление: здесь остановился на отдых 218-й полк. Везде военные повозки, на улицах многолюдье, вовсю дымят на огородах баньки, туда-сюда спешат оживленные девушки.

У большой избы рядом с отборными конями разведчиков — открытый автомобиль. К густой толпе крестьян, сгрудившихся вокруг Фрунзе, подскакал Иван Кутяков.

— Командующий здесь? — спросил он у бойцов и, не дождавшись ответа — сам увидал, — соскочил с коня, сунул повод в руки ближайшего красноармейца и, раздвигая толпу сильным плечом («Ну-ка, папаша!.. Посторонись… А ну, дай пройти!»), пробился в центр. Там взял под козырек:

— Товарищ командующий! Вверенная мне семьдесят третья бригада двадцать пятой дивизии разгромила вдрызг в героическом кровопролитном бою Ижевскую бригаду и нынче добивает четвертую дивизию из корпуса белого генерала Войцеховского. В селе остановлен на отдых двести восемнадцатый имени Степана Разина полк. Докладывает комбриг Кутяков.

— Здравствуйте, товарищ Кутяков. Значит, вдрызг? — весело улыбнулся Фрунзе. Он стоял рядом с Куйбышевым. Оба по теплому времени были в хлопчатобумажных гимнастерках.

— Так точно! — Кутяков нетерпеливо посмотрел на мужиков, потом на командующего. — Разрешите доложить? Там в центре села, у церкви, мы бы митинг организовали: очень бойцы просят, как узнали, что вы приехали.

— Хорошо, товарищ Кутяков, с удовольствием выступлю перед вашими бойцами. Объявляйте митинг примерно через час. Да не забудьте пригласить и местное население. Договорились?

— Все будет сделано! — ослепительно блеснули зубы молодого комбрига. — Я оставлю ординарца, он вам путь к штабу покажет. Там вас комиссар Тургайской области Джангильдин дожидается: хороший казах! — Кутяков энергично повернулся и начал проталкиваться назад…

«Дон! Дон! Дон!» — раздались вскоре удары церковного колокола. — На митинг! На митинг! — зычно закричало сразу много голосов.

— Так что, отец, ясна обстановка? И вам тяжело, слов нет, да разве бойцам легче? — Фрунзе заканчивал беседу с седоголовым сморщенным старичком, мявшим в руках шапку. — Значит, и надо друг за друга держаться, помогать один одному — где уж тогда Колчаку устоять перед нами! Вот тогда война и кончится! — Он протянул на прощание руку, и мужики один за другим — сколько их ни теснилось вокруг — принялись уважительно пожимать руки простым и сердечным красным генералам. — Добро пожаловать на митинг! — пригласил всех на прощание Фрунзе и вместе с Куйбышевым двинулся за нетерпеливо переминавшимся молоденьким ординарцем («Эва, темнота деревенская! Командующего от дел только отвлекают. Скажи им, вишь, вернутся беляки или нет. Правильно он им врезал: помогайте красным бойцам, вот и не вернутся. Чего не понять?»).

В избе за большим столом расположились Фрунзе, Куйбышев, Кутяков, Валентинов, Сиротинский, другие командиры. Они слушают чрезвычайного комиссара Степного края Джангильдина. Джангильдин говорит горячо, долго сидеть он не может, стремительно встает, движется гибко. Сам он невысок, но широкая кожаная куртка тесна ему в плечах — неимоверная сила жаждет выхода, руки то отбрасывают за спину потертые ножны с бесценной бухарской саблей, то давят рукоять маузера. «Ух, видать, рубака, — блестящими глазами глядит на Джангильдина Иван Кутяков, — мне бы эскадрон таких всадничков: Колчака живьем бы привезли…»