М. Эльберд - Страшен путь на Ошхамахо

— Я должен ехать быстро! — капризно заявил князь. — Что, если за нами гонятся?

— А как же я? Ведь я — рукоять твоей сабли и дуга твоего лука!

Князь насмешливо сощурился:

— Что толку от твоих красивых слов, если нету на тебе штанов?

— Уо, князь! Я вижу, целое и половина друг друга уже не узнают? Кстати, только что и на тебе штанов не было.

— Ты, я вижу, слишком поумнел с тех пор, как получил по темени от маленького князя Хатажукова. — Алигоко не мог удержаться от того, чтобы не дразнить приспешника, хотя и помнил поговорку: «Наступишь собаке на хвост — укусит».

Ответ Зарифа был убийственно неожиданным. Хлопнув широкой ладонью по воде, уорк рявкнул со злобой:

— А он и не князь вовсе!

Алигоко опешил:

— Как… что ты ска… п-повтори!

— И повторю. Этот твой Кубати — не сын Хатажукова. Вот!

— А чей же сын?

— Рабыни — унаутки. И отец его был унаут.

— Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал?! — визгливо заорал князь.

Зариф пополоскал горло и выплюнул воду изо рта.

— Мне никто не говорил, я сам услышал. Когда твои наемники шарили у Кургоко в доме — панцирь воровали, я лежал в дальнем углу сада и ждал их. Вот!

— Что «вот»? Говори дальше!

— В сад пришла старуха, странная такая. Орехи подбирала и сама с собой разговаривала. — Зариф сморщил свою образину и запищал, подделываясь под старушечий голос:

— Хадыжа все знает, все-е-е знает. Никто не знает того, что Хадыжа знает. Правильно я говорила, что мальчик лучше всех. Ни один княжеский сын и седьмой его доли не стоит! Славненький Кубати! Все думают, что ты сын Кургоко, а ведь тебя последняя унаутка родила! Жена Кургоко от родов скончалась, но ведь и ребеночек ее тоже помер! А кто, как не хитрая Хадыжа да еще одна женщина, принесли и подложили другого ребеночка, в самой бедной хижине рожденного? Отец его, тоже унаут, еще раньше…

— Что еще раньше?

— Не знаю. Ушла старуха. И орехи унесла.

— Подавиться бы тебе этими орехами! Больше ничего не слышал?

— Нет. Отвернись, я вылезать буду.

— Подожди! Почему раньше ничего не рассказывал?

— А зачем?

— Дурак!

— Клянусь этим железом, князь, я всегда служил тебе, как верный пес, а вместо щедрого вознаграждения…

— Дважды дурак! Теперь не жди никакого вознаграждения. Коровью лепешку на твою дурацкую голову!

— Отвернись! Дай мне одеться! — заревел уорк.

В глазах Зарифа Алигоко прочел нешуточную угрозу благополучию своего дальнейшего путешествия и похолодел от страха. Этот буйвол может покалечить или убить совсем, а то, что ограбит, бросит в горах без коня и вернется в Кабарду, — это уж точно. Однако князь быстро сумел взять себя в руки и выхватил пистолет. Зариф охнул и погрузился с головой в воду. Нет, убивать Зарифа князь не собирался (он еще ни одного человека в жизни не убил); прогремел выстрел — и между камней забилась в предсмертных судорогах лошадь Зарифа. Когда уорк вынырнул, он увидел, как Шогенуков, подхватив его, Зарифа, одежду, бежит к своему, коню. Зариф еще не успел отдышаться, а князь был уже в седле.

— Говоришь, одеться, скотская морда?! Нет, не скоро ты теперь оденешься!

Уорк, преданный столь бессовестным образом, горестно завопил, словно медведь, попавший в капкан. Алигоко издевательски помахал ему рукой и неспешной рысцой отправился в путь. Вслед князю неслись проклятья. Зариф даже выскочил из теплой купели, пробежал несколько шагов, но вдруг непонятный ужас охватил его душу, и он вернулся и снова сел в воду. Тут он сразу успокоился и даже заулыбался. Потом плюнул в ту сторону, куда ускакал князь, и прошептал:

— Все равно он меня не увидел. — Бедняга решил, что теперь самое для него главное — это чтоб ни одна живая душа его не видела.

Он важно покивал толовой и, еле шевеля губами, спел песенку, слышанную от бабушки еще в детстве:

После этого в голове у Зарифа что-то тихонько скрипнуло, и он начисто забыл человеческую речь.

Сведения Нартшу оказались верными. «Шакальи следы» стали попадаться в тот же день.

Еще до первого привала они встретили пастуха, гнавшего небольшое стадо коров с высокогорных пастбищ в одно из нижних поселений. Вчера перед заходом, солнца он видел издали двух всадников, направлявшихся в верховья. — Думаю, один из них был Алигоко Цащха, — уверенно заявил пастух.

— Почему так думаешь? — спросил Канболет..