Джон Толкин - Смерть Артура

Днесь Ланселот, лорд Бенвикский,
тоскуя тяжко, томился в горести.
Печалил настрой его приверженцев любящих,
друзей и родичей, разделивших удел его,
покинувших Логрию и лорда Артура.
Лионель и Эктор одни сидели,
племянник с дядей, прошлые беды
воскрешали в мыслях. Могучий Эктор,
Банов младший сын, о брате молвив,
о славе его и слабости, сокрушался горько.
«В былые дни нашего братства славного
почитался он первым. Почет и славу
и мужей уважение к мощи и чести
снискал он стократ, но стряслась беда,
и преданность пала. Так прекрасна монархиня,
так прям паладин, так прочны сети,
поймавшие пленника. Не как подданный – королеву,
не как даму – данник, но дороже жизни
Ланселот любил ее, хоть лорду Артуру
пребывал предан. Победила любовь.
Сколь ни старался он, не сумел вырваться
из силков на свободу. Страсть непреклонная
со слезами и смехом склоняла исподволь,
как сталь стойкого – к сладости горькой».
Лионель ответствовал – лорд горделивый,
стоек в сражении, советом – мудр,
сердца читал он и суть помыслов:
«Да, любви во мне мало к леди безжалостной,
чьи пагубны помыслы; прекрасна – как фея,
мужам на муку в мир пришла она,
судьбою сподвигнута. Но сочту я гнуснее [101]
заведомо зоркие зависти очи,
Мордреда мстительность во мгле радела
советом тлетворным – о скверной цели.
Не любил Ланселота он за лестную славу,
за королевину ласку клял судьбу его;
ненавидел Гавейна, неправде чуждого,
благородного, смелого, сурового нравом.
Ведь сюзерен любил его, на советах первым
из вассалов выслушивал; он владыку берег,
как пес преданный – простака хозяина.
Следил я за ними. Слова он нашептывал
Гавейну гнусные, Гвиневеру бесчестил,
Ланселота ложью порочил,
сгущая краски. Страшен был гнев
и горе Гавейна. Горд был Мордред:
ведь слухи скверные на суд Артура,
во вред – вестнику, внимавшему – к горю,
принес простодушно самый преданный рыцарь [102].
Так Гавейн снискал Гвиневры ненависть;
а Ланселот ложь поддержал ее:
что-де зависть и злоба в змею подколодную
обратили отныне одного лишь рыцаря,
кто, вровень во всем с ним, не ведал ревности,
кто за почтением прятал подозренье недоброе
к красе королевиной. Клятая подлость! [103]
Змея и впрямь здесь затаилась в травах,
чтоб ужалить украдкой – не увидел он ее!»
Эктор рек: «Вся родня наша
за блажь безумную, бесспорно, в ответе:
кроме Лионеля. Легко отмахнулись мы
от речей разумных, радели о нем
по праву и поводу, покрывая неправду,
королевину ссору сочли своим делом
из любви к Ланселоту. Любовь не угасла,
хоть свободу и содружество Стола Круглого
в распре рьяной раскололи мы надвое.
Мечи могучие мир нарушили,
королеве в помощь. Приговор суровый
смерть судил ей. Но смерть задержалась.
Ло! Ланселот лучистым пламенем,
смертоносный, сияющий, в сполохах грозных
напал нежданно, неистово ринулся
на друзей давних, как на дерева – буря.»
[Королеву вызволил и вдаль умчал он]

Смерть судили ей. Но судьба замешкалась.
Ло! Ланселот лучистой молнией,
смерть сея, в сполохах грозных
напал нежданно, неистово ринулся
на друзей давних, как на дерева – буря.