Альфред Теннисон - Королевские идиллии

И умереть желая. Тут-то он

И оказался рядом. Я не знаю,

Пришел он сам или его прислал

Волшебник Мерлин, тот, что, говорят,

Невидимым, когда желает, бродит, —

Но только сел он рядышком со мною,

И добрым словом сердце мне утешил,

И слезы осушил, хоть был ребенком…

Ко мне потом он часто приходил,

Взрослел со мною вместе. Если мне

Казался грустным он, и я грустила.

Был резким он порою, и тогда

Я думала, что не люблю его,

Но стоило стать ласковым ему,

И вновь его любила я, как прежде.

Теперь нечасто вижу я Артура.

Но золотое время наших встреч

Еще и потому навек со мной,

Что знала я, он будет Королем!

Но разреши теперь мне рассказать

Тебе, король, историю иную:

Наставник Мерлина, волшебник Блез,

Лежащий при смерти, послал за мной,

Желая мне открыться пред кончиной.

Войдя к нему, его я не узнала.

Он так усох, что был ребенка меньше.

И вот что он поведал. Он и Мерлин

Всю жизнь усердно Утеру служили

До самой его смерти. Лишь в ту ночь,

Когда скончался Утер в Тинтагиле, [53]

Рыдая, что наследника престола

Не оставляет, оба мудрых мага

Покинули недвижного монарха

И, меж собою говоря неслышно,

Из замка вышли, и войдя во тьму,

В густую ночь, сокрывшую границы

Меж небом и землей, вдруг увидали

Перед собой во мрачном океане,

Как будто в небесах, корабль огромный,

Похожий на летящего дракона. [54]

Корабль был залит светом – мореходы

По палубам сверкающим сновали —

И столь же быстро, как и появился,

Пропал. Тогда спустились маги к бухте.

Там море волновалось и бурлило.

Валы вставали все мощней и выше,

И, наконец, девятый вал, последний,

В себя вобравший половину моря

И полный голосами, встал до неба

И на берег низвергся с диким ревом,

Кроваво-красным пламенем объят.

И в глубине его, в огне, родился

Младенец беззащитный, и к ногам

Он Мерлина волною был подброшен.

Воскликнул Мерлин, взяв его: «Король!

Вот Утера наследник!» И когда

Последнее он слово произнес,

Край пенящийся вала огневого

Его ударил, яростное пламя

Вокруг него стеною поднялось,

И пламенем оделся он с младенцем.

И вдруг утихло все. И в небе чистом

Зажглась звезда. «Так вот, младенец этот, —

Закончил Блез, – и есть наш государь!

Не мог бы я спокойно умереть,

Пока о нем бы не поведал миру».

И вымолвив сии слова, пророк

Вошел в ужасное ущелье смерти,

Где будет он избавлен от вопросов,

Пока не выйдет из того ущелья

В другом его конце. Когда же я

У Мерлина спросила, правда ль это —

Дракон блестящий и дитя нагое,

Рожденное в огне морской стихии,

Смеяться начал Мерлин, а потом

Старинными трехстишьями [55], в которых

Загадка слово каждое, ответил:

«Здесь – дождь, там – солнце. Радуга над нами.

Мудрее станет юноша с годами.

Ум старца угасает, словно пламя.

Здесь – дождь, там – солнце. Радуга и лето.

Та правда – мне, тебе же – правда эта.

Твоя – в одеждах, а моя – раздета.

Здесь – дождь, там – солнце. Ярок небосклон.

Где тот, кто знает явь и знает сон?

Из бездны в бездну переходит он».

И хоть меня загадками своими

Разгневал Мерлин, можешь ты без страха

Отдать Артуру дочь свою, Гиньевру.

Поверь, король, великие поэты

Когда-нибудь Артура воспоют.

И темные преданья старины

Войдут, звеня, в сердца людей грядущих,

И эхо старой повести в часы

Их отдыха вечернею порою

Напомнит им о Короле Артуре.

Ну, а еще поклялся Мерлин мне —

И в этом не было ни тени шутки —

Что ежели Артур и будет ранен,

Он не умрет [56], а лишь уйдет, чтоб снова

Потом прийти. И будет усмирять

Языческие рати до тех пор,

Пока они, как и его народ,

Не назовут его своим монархом».

Обрадован ее словами был

Король Леодогран, и все же мысль:

«Что должен я ответить? Да иль нет?» —

Его не покидала. С думой этой

Он сну предался, и во сне увидел

За дальними полями холм высокий.

Его вершина пряталась в тумане,

И там – в тумане – призрак короля

То возникал, то исчезал. А ниже

Меч из холма поднялся, и олень

Упал, и в страхе стадо побежало.

Взметнулось к небу пламя. Вся земля —

От холма до стогов – покрылась вдруг

Клубами дыма, что, гонимы ветром,

Ползли к вершине и, в туман вливаясь,

Его сгущали. Призрак короля

Кричал порою что-то. Тут и там

Стояли люди. Кое-кто из них

Указывал на короля, другие,

Которых жгло и убивало пламя,