Энрике Хиль-и-Карраско - Властитель Бембибре. Последний тамплиер Испании

Церковники оставили дона Альваро, и через несколько минут вошел аббат. Это был монах лет пятидесяти, c лысой головой, резкими чертами лица, в которых было больше жесткости и суровости, чем евангельской кротости, исхудавший в постах и покаяниях, но еще достаточно энергичный в своих движениях. На первый взгляд казалось, что суровый, мрачный и прямолинейный по натуре, он скорее склонен извергать религиозные громы и молнии, чем покрывать крыльями милосердия человеческие страдания. Несмотря на это, он благодушно приветствовал дона Альваро, если не сказать с чрезмерной эмоциональностью, принимая во внимание его характер, поскольку высоко ценил его. Они обменялись непременными фразами учтивости, и аббат принялся читать письмо магистра. Во время чтения хмурые тучи набегали на его морщинистое лицо, что явно было грустным знамением для дона Альваро, наконец он закончил и сказал энергичным, звонким голосом:

– Я всегда уважал вашу семью, ваш отец был одним из немногих друзей, которыми Господь наградил меня в юности, ваш дядя – праведник, несмотря на его воинское одеяние. Но как вы можете просить моего вмешательства в мирские дела, уж столько лет чуждые мне, более того, чтобы я расстроил планы сеньора де Арганса, которые должны принести столько чести для его рода?

– Но, отец мой, – ответил дон Альваро, – покой вашей духовной дочери, ваша любовь к ней, деликатность моего поведения и даже, может быть, спокойствие этой провинции – все это дела, заслуживающие вашего высочайшего вмешательства и той печати святости, которую получает все то, к чему вы прикасаетесь. Как вы думаете, много ли счастья найдет донья Беатрис в объятиях графа?

– Бедная, безгрешная голубка, – ответил настоятель голосом, почти растроганным, – ее душа чиста, словно зеркало озера Каруседо ночью, когда все звезды неба отражаются в его глубине, а поток злословия взбаламутит и наполнит горечью эти чистые спокойные воды.

Оба помолчали немного, и аббат, как человек, который принял окончательное решение, сказал:

– Способны ли вы совершить поступок, чтобы завоевать донью Беатрис?

– Вы сомневаетесь, падре? – ответил кабальеро, – я способен на все, чтобы выглядеть достойно в ее глазах.

– Тогда, – продолжил аббат, – я готов уговорить дона Алонсо поступиться своими амбициозными планами, но при одном условии: вы должны отказаться от союза с тамплиерами.

Как только дон Альваро услышал подобное предложение, лицо его вспыхнуло от возмущения, но краска тут же схлынула с его лица, сделав его мертвенно бледным. Тем не менее он смог сдержаться, давая ответ, хотя голос его дрожал и прерывался:

– Ваше сердце слепо, поэтому не видит, что донья Беатрис будет первой из тех, кто станет презирать человека, заплатившего столь подлую цену ради нее. Достоинство всегда превыше блаженства. Вы требуете, чтобы я бросил в беде моего дядю и его братьев в этот трудный час? Я полагал, они заслуживают от вас другого отношения к себе.

– Нет ничего достойного в том, – с горячностью ответил аббат, – чтобы способствовать делам тьмы или действовать заодно со злодеями.

– И вы, сын святого Бернарда, так говорите о своих братьях по вере, – сказал кабальеро расстроенно. – Ведь этими словами вы бросаете тень на святой крест, сиявший в лучах славы в Палестине и заставивший пойти на убыль сарацинскую луну в Испании. И вы, такой мудрый, опускаетесь до этих сплетен злобного простонародья?

– О! – с той же горячностью ответил монах, хотя и с оттенком страдания. – Хвала небу, что пока только в устах простого народа ходит имя храмовников! Ведь папа римский видит бесчинства французского короля, но при этом не мечет в него молнии своей власти. Полагаете, он бы оставил без своей благодати сынов церкви, если бы они были невинны? Глава церкви, сын мой, не может ошибаться, и если до сих пор он еще не покарал их, то только из-за мягкости своего отеческого сердца. Какая боль! – добавил он, поднимая руки и глаза к небу. – О, тщеславие рода человеческого! Ну почему они пошли по гибельному пути порока, свернув с надежной и скромной тропы, которую им указал Отец наш? Из-за их необузданности мы только что потеряли Святую Землю, и нам придется плугом сравнять с землей тот храм, под защитой которого так счастливо отдыхало все христианство и который теперь превратилась в храм мерзости.

Дон Альваро не смог удержаться от пренебрежительной усмешки и произнес:

– Ваши боевые машины справятся с этим лучше любого плуга.