George Orwell - Сочинения. 1984. Скотный двор. Воспоминания о войне в Испании. Иллюстрированное издание

Уинстон откинулся к подоконнику и уставился в мутное окно. Это было бесполезно. Он собирался было заказать еще пива, когда старик внезапно поднялся и быстро зашаркал в сторону вонючих писсуаров в дальнем углу зала. Лишние пол-литра дали о себе знать. Уинстон сидел минуту или две, глядя на свой пустой стакан, и почти не заметил, как ноги снова вынесли его на улицу. Еще лет двадцать, размышлял он, и возможность получить ответ на такой важный, но при этом простой вопрос «Была ли жизнь до революции лучше, чем сейчас?» навсегда будет утрачена. На самом деле на этот вопрос невозможно было ответить даже сейчас, поскольку те несколько выживших свидетелей старого мира были неспособны сравнивать одну эпоху с другой. Они помнили миллион бесполезных мелочей, таких как ссора с коллегой по работе, поиски потерянного велосипедного насоса, выражение лица давно умершей сестры, вихри пыли ветреным утром семьдесят лет назад, но все действительно важные события были за пределами их памяти. Они были как тот муравей, который видит маленькие предметы, но не замечает больших. А если свидетели исторических событий совсем ничего не помнят, а письменные записи об этих событиях сфальсифицированы, то утверждение Партии об улучшении условий человеческой жизни приходится просто слепо принимать на веру, потому что не существовало и никогда больше не будет существовать эталона, который можно будет противопоставить этому утверждению.

В этот момент ход его мыслей резко прервался. Он остановился и посмотрел вверх. Он был на узкой улочке, где несколько темных магазинчиков втиснулись среди жилых домов. Сразу над его головой висели три выцветших металлических шара, которые выглядели так, словно когда-то были позолочены. Казалось, он знает это место. Конечно! Он стоял у барахолки, где купил дневник.

Его охватил приступ страха. Было и так достаточно опрометчиво купить записную книжку, и он поклялся никогда больше не приближаться к этому месту. И вот в тот момент, когда он позволил своим мыслям блуждать, его ноги сами по себе вернули его сюда. Именно от подобных суицидальных импульсов он надеялся защитить себя, начав вести дневник. В то же время он заметил, что, хотя было уже девять часов вечера, магазин все еще был открыт. Подумав, что внутри он будет привлекать меньше внимания, чем если будет слоняться по улице, он зашел в магазин. Если его спросят, что он здесь делает, то сможет правдоподобно ответить, что пытался купить бритвенные лезвия.

Хозяин только что зажег масляную лампу, от которой исходил резкий, но все же приятный запах. Это был мужчина лет шестидесяти, хилый, сутулый, с длинным носом и добрыми глазами, искаженными толстыми линзами очков. Его волосы были почти белыми, но густые брови оставались черными. Очки, кроткие суетливые движения и тот факт, что он был одет в старый пиджак из черного бархата, придавали ему какой-то интеллигентный вид, как будто он был писателем или, возможно, музыкантом. Голос у него был мягкий, словно приглушенный, а речь не была такой неграмотной и грубой, как у большинства пролов, хотя он и говорил с просторечным акцентом.

– Я узнал вас еще с улицы, – сразу сказал он. – Вы тот джентльмен, который купил записную книжку. Да, она сделана из очень качественной бумаги, которая называется верже кремового цвета. Такой бумаги не делают уже… о, осмелюсь сказать, пятьдесят лет. Он посмотрел на Уинстона поверх очков. Могу ли я еще чем-то вам помочь? Или вы просто хотите осмотреться?

– Я просто проходил мимо, – неопределенно сказал Уинстон. – Я просто заглянул. Я не ищу ничего конкретного.

– Ну что ж, это хорошо, – сказал хозяин магазина, – потому что я не думаю, что мог бы вам помочь, – он сделал извиняющийся жест рукой. – Как видите, магазин почти пуст. По правде говоря, торговле антиквариатом приходит конец. Нет больше ни спроса, ни запасов. Мебель, фарфор, стекло – все постепенно ломается и бьется. Металл в основном переплавляется. Я уже много лет не видел латунных подсвечников.

На самом деле, крохотный магазин был забит вещами, но среди них не было почти ничего, имеющего хоть малейшую ценность. Там было практически не развернуться, потому что по всему периметру стен стояли бесчисленные пыльные рамы для картин. В витрине были подносы с гайками и болтами, уже ни на что не годные зубила, перочинные ножи со сломанными лезвиями, потускневшие часы, даже не претендующие на исправность, и прочий хлам. На маленьком столике в углу зала валялась всякая всячина – лакированные табакерки, агатовые броши и тому подобное, однако среди этого могло попасться и что-то интересное. Когда Уинстон подошел к столу, его взгляд привлек круглый гладкий предмет, мягко мерцающий в свете лампы, и он взял его в руки.