Гастон Леру - Призрак оперы

– Только мне судить об этом, сударь, – бросила в ответ Кристина, глядя прямо в глаза Раулю негодующим взглядом.

– Когда для того, чтобы соблазнить молодую девушку, используют столь романтические средства… – продолжал Рауль, чувствуя, что силы покидают его.

– То это непременно оттого, что мужчина подлец, а девушка непроходима глупа! – договорила Кристина.

– Кристина!

– Рауль, как вы можете судить о человеке, которого никогда не видели, о котором ничего не знаете?

– Вы ошибаетесь, Кристина. По крайней мере, мне известно его имя, которое вы так желаете скрыть. Вашего ангела музыки, мадемуазель, зовут Эрик!

И Кристина выдала себя… Она сделалась белой, как алтарное покрывало, и пробормотала:

– Кто вам это сказал?

– Вы сами.

– Когда?

– В тот вечер на костюмированном балу. Войдя в свою артистическую, вы произнесли: «Бедный Эрик!» И не знали, что вас слышит бедный Рауль.

– Значит, вы снова подслушивали за дверью, господин де Шаньи!

– Я был вовсе не за дверью! Я был в комнате!.. В вашем будуаре, мадемуазель.

– О, несчастный! – простонала девушка, вложив в этот стон весь свой ужас. – Несчастный! Вы ищете смерти?

– Может быть.

Рауль произнес это «может быть» с такой любовью и с таким отчаянием, что Кристина не смогла сдержать рыданий.

Потом она взяла его руки в свои и посмотрела ему в лицо со всей целомудренной нежностью, на какую была способна, и юноша почувствовал, что его злость проходит.

– Рауль, – сказала она. – Вы должны забыть об этом «голосе» и никогда больше не вспоминать его имя… И не пытайтесь узнать его тайну.

– Значит, здесь есть тайна?

– Ужасная тайна.

Тяжелое молчание повисло над молодыми людьми и разделило их. Рауль был подавлен.

– Поклянитесь, что вы ничего не предпримете, чтобы узнать, – настаивала она. – Поклянитесь, что больше не зайдете в мою артистическую, пока я сама вас не позову.

– Вы даете слово, что позовете меня, Кристина?

– Я вам обещаю.

– Когда же?

– Завтра.

– Тогда я клянусь!

Это были их последние слова в тот день. Он поцеловал ей руку и ушел, проклиная Эрика и обещая себе быть терпеливым.

На другой день они встретились в Опере. На ее пальце по-прежнему блестело золотое колечко. Она была тихой и какой-то умиротворенной. Когда она спросила его о планах на будущее, он рассказал, что полярная экспедиция должна отправиться раньше намеченного срока и что через три недели, самое позднее через месяц, он покинет Францию.

Она весело, с радостью заговорила об этом путешествии, сказала, что это будет его первый шаг к будущей славе. Когда же он ответил, что слава без любви не имеет для него никакой ценности, она назвала его ребенком и добавила, что все его неприятности скоро пройдут.

– Как вы можете, Кристина, с такой легкостью говорить о таких серьезных вещах? Возможно, мы никогда больше не увидимся. Я могу погибнуть во время этой экспедиции…

– Я тоже могу умереть, – просто сказала она.

Она больше не улыбалась и не шутила. Она казалась чем-то озабоченной, и вдруг ее глаза неожиданно загорелись, как будто она что-то вспомнила.

– О чем вы думаете, Кристина?

– Я думаю о том, что мы больше не увидимся.

– И эта мысль приводит вас в такой восторг?

– И что через месяц нам придется распрощаться… навсегда.

– Но мы можем обручиться и дать слово ждать друг друга.

Она прикрыла ему рот ладонью.

– Молчите, Рауль… Об этом не может быть и речи, вы же отлично знаете! И мы никогда не поженимся. Это решено!

Казалось, она с трудом сдерживает неожиданно охватившую ее радость, а когда она по-детски захлопала в ладоши, Рауль с беспокойством посмотрел на нее.

– Впрочем… – снова заговорила она и подала юноше обе руки, словно вдруг решила сделать ему подарок. – Впрочем, раз уж мы не можем пожениться, можно устроить хотя бы помолвку. И никто, кроме нас, не будет знать об этом, Рауль. Бывают же тайные браки, почему же не быть тайным помолвкам? Итак, решено: мы помолвлены, мой друг! Через месяц вы уезжаете, и я всю жизнь буду счастлива, вспоминая об этом месяце.

Эта мысль привела ее в восторг. Потом она снова стала серьезной.

– Это будет счастье, которое никому не принесет ничего плохого, – сказала она.

Рауль просиял и, преисполненный восторга, захотел немедленно осуществить ее идею. Он склонился перед Кристиной с неожиданной для себя покорностью и воскликнул:

– Мадемуазель, я имею честь просить вашей руки!