Сельма Лагерлёф - Сказание о Йосте Берлинге

Беренкройц продолжал ухмыляться.

– Я спрашиваю! – повторил граф.

И тут Беренкройц ответил вот что:

– Никто не просит у лисы разрешения снять с нее шкуру.

Граф торжественно положил правую руку на грудь:

– Никто не скажет обо мне, что я несправедлив. Я сужу своих слуг – иногда строго, иногда не очень, но всегда справедливо. Почему же я не имею права быть судьей собственной жене? Суд кавалеров я отметаю как несостоявшийся. Они не имели никакого права судить мою жену. Я не признаю этот суд. Не признаю! Его не было, слышите? Его не было! Он не считается!

Он выкрикнул последние слова чуть не фальцетом. Беренкройц покосился на спутников графа. Среди них не было ни одного, кто не оценил бы ловкость полковника – как он одурачил глупого Хенрика Дону. Ухмылялись все – и Синтрам, и Даниель Бендикс, и Дальберг. Азарт погони обернулся неожиданным развлечением.

А молодая графиня попросту не понимала, что происходит. Что там не признает ее муж? Что не считается? Пережитый ею страх? Железная хватка Йосты Берлинга? Бессвязные восклицания, дикие поцелуи – все это не считается? Что происходит? Неужели и вправду победила серая богиня сумерек, стирающая различия между тем, что хорошо и что плохо?

– Но, Хенрик…

– Молчите! – тем же фальцетом выкрикнул граф и принял странную позу, которая, очевидно, должно была соответствовать роли высшего судии, – вытянул шею и слегка, почти незаметно, наклонил голову. – Как можете вы, женщина, судить мужчин? Как можете вы, моя жена, унижать человека, которому я охотно пожимаю руку? Какое вам дело до майорши, какое вам дело, что кавалеры посадили ее в клетку? И правильно сделали! Откуда вам знать, в какую ярость приходит мужчина, узнав о неверности жены? Может быть, вы и сами собираетесь выбрать этот путь, раз так ее защищаете?

– Но, Хенрик… – Голос ее прозвучал по-детски жалобно. Она даже подняла перед грудью руки, словно собиралась ладонями защититься от несправедливых слов мужа. Боже мой, она и так беззащитна среди этих грубиянов, а тут еще собственный муж ее в чем-то обвиняет! Никогда ее сердце не оправится от этой обиды, никогда больше ему не светить людям таким ровным, нежным, ласковым светом… – Но, Хенрик! Кого я защищаю… разве это важно! Важно, что вы должны защищать меня!

Йоста Берлинг с трудом вырвался из плена своих возвышенных размышлений и лихорадочно соображал, чем помочь бедной девочке.

Но встать между мужем и женой он не решался. Хотя…

– Где Йоста Берлинг? – Граф точно прочитал его мысли.

– Я здесь. Граф говорил речь, а я, признаюсь, задремал. Думаю, граф не будет возражать, если мы поедем домой. Час поздний, а после санных прогулок так и тянет в сон. – Йоста попытался свести все к невинной шутке.

– Йоста Берлинг! – торжественно произнес граф Хенрик Дона. – Поскольку графиня без всяких на то причин отказала вам в танце, я приказываю ей поцеловать вашу руку и попросить прощения!

– Но, дорогой граф. – Йоста с трудом заставил себя улыбнуться. – Нет такой руки, которую пристало бы целовать юной и прекрасной даме. Вчера моя рука была в крови убитого лося, ночью перепачкана сажей после драки с углежогами. Ваш суд, граф, был великодушным, мудрым и благородным. Я более чем удовлетворен. Поехали домой, Беренкройц!

Граф подбежал к двери и заступил ему дорогу:

– Нет, не уходите! Жена обязана слушаться мужа. Я хочу, чтобы она поняла, к чему ведет самовольство.

Йоста не знал, что делать. Графиня побледнела, губы ее задрожали.

– Делайте, как я сказал!

– Хенрик… я не могу.

– Можете, – сурово произнес граф. – Еще как можете. Но я прекрасно вижу, что вы задумали. Вы хотите заставить меня драться на дуэли с этим человеком. Только из-за каприза, что он вам не нравится. Что ж, если вы не хотите дать ему удовлетворение, придется это сделать мне. Женщинам нравится, когда мужчины погибают из-за них. Вы совершили скверный поступок и не хотите его исправить. Значит, это должен сделать я. Дуэль, любезная графиня. И через несколько часов вы увидите мой окровавленный труп.

Она посмотрела на него долгим взглядом, и у нее словно открылись глаза. Она впервые поняла, что представляет собой ее муж. Глупое, трусливое, тщеславное и жалкое существо. Ничтожество.

– Успокойтесь, – сказала она тихо и холодно. – Я выполню ваш приказ.

Но теперь настала очередь Йосты.

– Нет, графиня, вы не станете этого делать. Вы не станете целовать мою руку. Вы, невинное, беззащитное дитя, с такой чудесной, светлой душой! Я никогда больше к вам не приближусь, клянусь! Никогда! О, горе мне! Я несу с собой смерть и разрушение, я порчу все чистое и доброе, все, к чему ни прикоснусь. Вы не должны ко мне прикасаться, я боюсь вас, как огонь боится воды! Вы не станете это делать!