Сельма Лагерлёф - Сказание о Йосте Берлинге

Кавалеры подняли его на руки, куда-то посадили – он даже не видел куда. Щелкнул кнут, экипаж тряхнуло. Когда патрон Юлиус открыл глаза, он уже ехал по уездному тракту.

Конечно, кавалеры были растроганы, но даже высокий настрой прощания с другом не сумел заглушить их пристрастия к веселым шуткам и розыгрышам. Кто-то из них, кто именно, до сих пор неизвестно – Йоста ли Берлинг, поэт, или старый воин, любитель игры в шилле Беренкройц, или уставший от жизни кузен Кристофер, – кто-то из них распорядился не трогать старую Кайсу и оставить в покое полусгнившую коляску патрона Юлиуса. Шоколадного, в замысловатых белых пятнах вола запрягли в большую телегу для сена. Туда же погрузили красный сундучок, бочонок с померанцевой водкой и резной ящик с провизией. А под конец посадили слепого от слез патрона Юлиуса, но не в телегу, а верхом на вола.

Таков человек! Слишком слаб он, чтобы встретить беду во всей ее горечи и безысходности. Конечно же кавалеры огорчились потерей друга, этого увядшего пиона, уезжающего на верную гибель. Они были глубоко тронуты песней этого смертельно раненного лебедя. Но им все равно стало легче, когда они увидели, как их толстый друг, сотрясаясь от рыданий, покидает Экебю на спине огромного вола, как его руки, только что воздетые для последнего объятия, бессильно повисли, а невидящие глаза устремлены в равнодушное, суровое небо.

На дороге туман слез начал постепенно рассеиваться, и он удивился, что сидит не в своей коляске, а на спине большого животного. И говорят, патрон Юлиус тут же погрузился в философские размышления о неумолимости времени. Подумать только, как изменилась его Кайса! Неужели отборный овес и клевер могли совершить такое чудо?

И он воскликнул – не знаю, слышали ли этот крик придорожные камни или притаившиеся в кустах птицы, наверное, слышали, иначе откуда бы знать, что именно он воскликнул? Так или иначе, все в один голос утверждают, что кроткий патрон Юлиус воскликнул вот что:

– Черт меня подери с моими потрохами! Уж не обзавелась ли ты рогами, Кайса?!

Он осторожно соскользнул со спины вола в телегу, сел на резной ларец с провизией и погрузился в нелегкие размышления.

Уже подъезжая к Брубю, он, вначале издалека и неразборчиво, а потом все яснее и яснее, услышал строевую песню:

И вскоре различил на дороге группу, но это были никакие не охотники. Это были расшалившиеся барышни из Берги, а с ними две хорошенькие дочери судьи из Мункерюда. Узелки с едой они привязали к палкам, устроили их на плече наподобие ружей и пели, отбивая ногами такт:

– Раз-два, раз-два, три, четыре, пять!

– Куда собрались, патрон Юлиус? – весело приветствовали они, не обращая внимания на его омраченное скорбью чело.

– Покидаю гнездо греха и тщеславия, – поведал патрон Юлиус. – Покидаю легкомысленных проказников и безбожников. Еду домой к матери.

– Не может быть! – наперебой закричали девушки. – Не может быть, чтобы патрон Юлиус решился оставить Экебю!

– И тем не менее это так! – воскликнул Юлиус и в подтверждение своих слов грохнул кулаком по крышке сундука с одеждой. – Как Лот бежал из Содома и Гоморры, так я бегу из Экебю, где нет ни одной праведной души. Но когда грянет последний суд, когда разверзнется земля, когда кипящая сера обрушится с небес на головы грешников, о, тогда я возблагодарю мудрость и справедливость Создателя нашего! Прощайте, девушки, и держитесь подальше от Экебю!

И хотел ехать дальше, но это вовсе не входило в намерения девушек. Они, оказывается, собрались залезть на вершину горы Громовой, но идти туда далеко, и как бы они были рады, если бы дядюшка Юлиус был настолько добр и подвез их к подножию.

Счастлив тот, кто наслаждается солнечным сиянием жизни, кто следует ее властному зову и не старается прикрыть макушку! И трех минут не понадобилось на уговоры. Патрон Юлиус развернул повозку. Понаблюдал с улыбкой, сидя на сундучке, как девушки перелезают через решетчатые борта телеги, дернул вожжи и покатил в сторону горы Громовой. Обочины дороги пестрели ромашками, медуницей и мышиным горошком. Вол время от времени окидывал пассажиров печальным оком и останавливался передохнуть. Девушки дружно спрыгивали с телеги и бежали собирать цветы. Вскоре пестрые венки украшали не только их головы, но и лысину патрона Юлиуса, и даже воловьи рога.

Дальше дорога шла через молодой березняк и темные кусты ольхи. Спутницы патрона Юлиуса и тут не растерялись – нарезали веток и украсили ими телегу, так что она стала похожа на медленно катящуюся по пыльной дороге рощицу.