Сельма Лагерлёф - Сказание о Йосте Берлинге

Пастор никому не рассказывал о содержании письма. Он его сжег, но сторож видел, как в пламени, из черноты внезапно повалившего густого дыма, проступили кроваво-красные буквы. Сторож, конечно, не мог удержаться, чтобы не прочитать, что там написано. Злодей собирается опустошить эту землю, чтобы никто не мог не только приходить в церковь в Бру, но даже смотреть на нее, он хочет, чтобы церковь поглотили непроходимые леса, а в человеческих жилищах поселились лисы и медведи. Чтобы никто не обрабатывал землю, чтобы люди ушли отсюда, чтобы не было слышно собачьего лая и пения петухов. Злобный заводчик хочет выслужиться перед своим хозяином, духом тьмы, он хочет причинить людям как можно больше зла.

Вот что прочитал на пылающем дьявольском послании церковный сторож.

И люди ждали беды. Они молча ждали беды, потому что знали: велика власть злодея, ненавидит он все живое. Более всего желал бы он, чтобы край поразил голод, или чума, или на худой конец война, и тогда ему наконец удастся избавиться от каждого, кто любит полезную, приносящую радость работу.

Йоста Берлинг помог молодой графине бежать и впал после этого в уныние. Ничто не могло вывести его из тоскливого оцепенения, и кавалеры решили прибегнуть к помощи всесильной феи – госпожи Музыки. На свете немало фей, но поверьте, ни одна из них не утешила столько несчастных, как эта удивительная дама, госпожа Музыка.

В этот июльский вечер в большом зале в Экебю открыты все двери и отодвинуты оконные шпингалеты. Огромное красное солнце залило штофные обои закатным румянцем, и в зал, куда после зимних балов никто, кроме слуг, не заходил, властно ворвался напоенный степными ароматами воздух.

Убраны полосатые чехлы с мебели и с клавикордов, сняты тюлевые коконы с венецианских люстр, засияли позолотой ножки мраморных столов – признаюсь, никогда не могла понять, почему эти ножки делают в виде грифонов. На черной доске над зеркалом пустились в пляс белые нимфы. Затейливый узор шелковых тканей заиграл драгоценным отливом. И розы, розы… каких только роз тут не было! Их тонкий аромат вплетался в степные запахи, как вплетается в оркестр солирующая скрипка. Невозможно даже перечислить все сорта роз, свезенных в Экебю из дальних стран, о которых никто и не слыхивал. Палевые с алыми, похожими на кровеносные сосуды прожилками, махровые сливочно-белые, нежно-розовые, с лепестками, почти прозрачными по краям, и, конечно, темно-красные, с прячущимися в них загадочными тенями. Одним словом, все розы, которые Альтрингер когда-то свез со всего света в Экебю ради того, чтобы загорелись радостью глаза любимой женщины.

Притащили пюпитры и ноты, и валторну, и флейту, гобой и фагот, и, конечно, струнные – три скрипки, альт и две виолончели. А как же еще, если в этот вечер почетное место займет не кто иной, как всеми любимая добрая фея, госпожа Музыка, и попробует своими чарами возродить к жизни Йосту Берлинга.

Госпожа Музыка выбрала Оксфордскую симфонию добродушного папаши Гайдна и долго репетировала с кавалерами. Патрон Юлиус взял дирижерскую палочку. Все кавалеры владели, самое меньшее, одним инструментом, и нечему тут удивляться, иначе они не были бы кавалерами. Но им бы ни за что не освоить сложную пьесу, если бы замечательный музыкант Лильекруна не приспособил партитуру к их возможностям – не забывайте, что кавалеров было всего двенадцать, а без Йосты Берлинга – одиннадцать.

И только когда Лильекруна провел смычком по струнам и все загудели вразнобой, настраивая инструменты на заданную ноту «ля», только когда все было готово, послали за Йостой.

Йоста, как и все последнее время, уныл и подавлен, но и его тронули торжественные лица музыкантов и убранство зала. Кто же не знает, что для тех, чья душа страдает, нет лучшего лекарства, чем бальзам, который может предложить госпожа Музыка. Трудно даже представить, сколько… несчитаное число душевных ран залечено с ее помощью! Она весела и игрива, как дитя, горяча и порывиста, как юная девушка, мудра и печальна, как состарившаяся женщина, с грустной улыбкой вспоминающая дни своей молодости.

И вот зазвучали первые вздохи скрипок, задумчивая мелодия виолончели, нежное соло гобоя.

Гобой сегодня поручен маленькому Рустеру, и он отнесся к этому делу чрезвычайно серьезно. Нацепил очки, чтобы лучше видеть ноты, и осторожно нажимает клапаны непривычными пальцами. Дядюшка Эберхард поглощен виолончелью: парик сполз набок, губы все время шевелятся, словно он не уверен в своей игре и в случае чего готов бросить виолончель и сам спеть свою партию. Капитан Кристиан Берг гордо держит перед собой высокий, несказанной красоты фагот и чуть не в каждом вступлении, забыв про указания госпожи Музыки, дует в него во всю силу своих могучих легких. Патрон Юлиус в таких случаях делает шаг к неистовому фаготисту и щелкает его по глупой голове дирижерской палочкой.