Ивлин Во - Возвращение в Брайдсхед. Незабвенная

И тем не менее ее последнее письмо Гуру Брамину было написано на языке, который дан был ей воспитанием.

Мистер Хлам был нечисто выбрит, мистер Хлам был не совсем трезв. «Хлам все больше опускается, – сказал главный редактор. – Заставьте его взять себя в руки или увольняйте». Но ведавший о нависшей над ним угрозе мистер Хлам воскликнул:

– Боже мой, опять Танатогенос! Что она там пишет, милочка? Я что-то сегодня даже читать не могу.

– Ее постигло страшное прозрение, мистер Хлам. Человек, которого она, как ей казалось, любила, оказался лжецом и обманщиком.

– О-о, напишите ей, пусть выходит за другого.

– Кажется, так она и намерена поступить.

О помолвке Денниса и Эме не было объявлено ни в одной газете, и потому не потребовалось публичного опровержения. Помолвке мистера Джойбоя и Эме были посвящены полтора столбца в «Журнале похоронщиков» и фотография в «Гробе»; что касается местного журнала «О чем шелестит дол», то он посвятил их роману почти весь очередной номер. Была объявлена дата брачной церемонии в Университетской церкви. Мистер Джойбой получил баптистское воспитание, и священник, который в «Шелестящем доле» отпевал баптистов, охотно предложил ему свои услуги. Кастелянша подыскала для невесты белое усыпальное покрывало. Доктор Кенуорти выразил желание лично присутствовать на церемонии. Трупы, поступавшие теперь к Эме для дальнейшей обработки, торжествующе ухмылялись.

За все это время Эме ни разу не встречалась с Деннисом. В последний раз она видела его у могилы попугая, когда он, словно бы вовсе не испытывая смущения, подмигнул ей над маленьким пышным гробиком. На самом деле он был порядком смущен и просто почел за лучшее притаиться на день-другой. А потом он увидел объявление о помолвке.

Эме было не так-то легко избежать нежелательных встреч. Она не могла попросту предупредить: «Если придет мистер Барлоу, меня нет дома» – и наказать слугам, чтоб его не пускали. У нее не было слуг, а если звонил телефон, она сама брала трубку. Ей надо было есть. Надо было ходить по магазинам. И в том и в другом случае она оказывалась беззащитной перед возможностью тех будто случайных дружеских встреч, которыми изобилует жизнь американца. И вот как-то вечером, незадолго перед свадьбой, Деннис, подстерегавший ее, прошел за ней в жирножковую и сел рядом у стойки.

– Привет, Эме. Хочу с тобой поговорить.

– Все, что бы ты теперь ни сказал, не имеет значения.

– Но послушай, милая моя, ты, кажется, совсем забыла, что мы с тобой обручены и должны пожениться. Мои теологические занятия подвигаются успешно. День, когда я заявлю о своих жениховских правах, уже не за горами.

– Лучше смерть.

– Признаться, этой альтернативы я не предвидел. Поверишь, первый раз в жизни пробую эти жирножки. Сколько раз собирался попробовать. Поразительно даже не то, что они такие противные, а то, что они совершенно безвкусные. Но давай поговорим начистоту. Ты что же, отрицаешь, что торжественно поклялась выйти за меня замуж?

– Но ведь девушка может и передумать, правда?

– Ну, по правде сказать, я в этом не уверен. Ты ведь дала торжественное обещание.

– Да, но я была обманута. Все эти стихи, которые ты посылал мне и притворялся, будто сам их написал, и все они такие возвышенные, что я даже наизусть учила отрывки, – оказывается, их написали другие люди, а некоторые из этих людей даже завершили путь сотни лет назад. В жизни так обидно не было, как тогда, когда я узнала.

– Так, значит, в этом все дело?

– И эти ужасные «Угодья лучшего мира». Ладно. Я лучше уйду. Мне даже есть расхотелось.

– Но ведь ты сама выбрала это место. Когда я тебя приглашал, я никогда не кормил тебя этими жирножками, правда?

– Если только не я тебя приглашала.

– Это несущественно. Но не можешь же ты идти вот так по улице и плакать. Моя машина стоит напротив. Давай я подброшу тебя до дому.

Они вышли на улицу, ярко освещенную светом неоновых ламп.

– Ладно, Эме, – сказал Деннис, – давай не будем дуться.

– Дуться? Ты мне просто отвратителен.

– Когда мы виделись в прошлый раз, мы были помолвлены и собирались сочетаться браком. Надеюсь, я могу рассчитывать на какие-то объяснения. Пока единственное, в чем ты обвиняешь меня, – это то, что не я автор нескольких наиболее знаменитых стихотворных шедевров, написанных по-английски. Ну а кто же тогда? Твой Гопджоп?

– Ты хотел, чтобы я подумала, будто это ты написал.

– Ну, Эме, ты несправедлива ко мне. Это я должен был бы быть разочарован тем, что девушка, на которую я растрачивал свои чувства, незнакома с самыми популярными сокровищами литературы. Но я понимаю, что твои критерии образования отличаются от тех, к которым я привык. Ты, несомненно, лучше, чем я, разбираешься в психологии и китайском языке. Но, видишь ли, в том отмирающем мире, из которого я пришел, цитирование – это поистине национальный порок. Когда-то цитировали античных писателей, теперь лирическую поэзию.