Роберт Стивенсон - Странная история доктора Джекила и мистера Хайда

Кеола раскинул мозгами и решил, что если будет держаться лагуны, то ему ничего не грозит, даже когда племя покинет остров. Однако этого было мало. И Кеола поведал вождю, что знает другой такой демонский остров и что островитяне нашли способ избавиться от заразы.

– Невидимые демоны приходят на берег, – сказал Кеола, – ради определенных листьев. Если срубить все деревья этого вида, демоны забудут сюда дорогу.

Его спросили, что это за дерево, и Кеола показал на дерево, листья которого жег Каламак. Неизвестно, поверили ли ему островитяне, но сомнения в их души он заронил. Ночи напролет обсуждали старейшины слова Кеолы, однако вождь племени, хоть и славился храбростью, не уставал напоминать о судьбе своего предшественника, который бросил копье в невидимку и погиб. Это всех отрезвляло.

И хотя островитяне никак не решались срубить деревья, Кеола приободрился, расправил плечи и зажил в свое удовольствие. Он был добр к жене, и та без памяти полюбила Кеолу. Однажды, войдя в хижину, он застал ее в слезах.

– Что случилось? – спросил Кеола, но жена ушла от ответа.

В ту же ночь она разбудила Кеолу. Лампа горела едва-едва, но Кеола разглядел печаль на ее лице.

– Кеола, – сказала жена, – приложи ухо к моим губам, чтобы никто нас не услышал. За два дня до того, как лодки будут готовы отплыть, ступай на берег и укройся в кустах. Мы заранее спрячем там еду. По ночам я буду приходить и подавать сигнал пением, а когда ты не услышишь моего пения, то поймешь, что мы уплыли, и невредимый вернешься в дом.

Душа Кеолы замерла.

– О чем ты говоришь? – вскричал он. – Не стану я жить с демонами! Я жду не дождусь, когда покину этот злосчастный остров!

– Ты не покинешь его живым, мой бедный Кеола, – ответила женщина. – Да будет тебе известна страшная тайна: мой народ ест людей. И они непременно убьют тебя до отъезда, потому что на наш родной остров заходят корабли, и Донат-Кимаран [3]говорит от имени французов, а еще у нас есть белый торговец, который живет в доме с верандой, а еще миссионер. Ах, какое дивное место! У торговца есть бочонки с мукой, а однажды в лагуну приплыл французский корабль, и всем раздавали вино и галеты. Мой бедный Кеола, как бы мне хотелось взять тебя с собой, ибо велика моя любовь к тебе, а остров наш так хорош, что уступает только Папеэте!

И снова Кеола ощутил себя самым жалким человеком во всех четырех океанах. Ему доводилось слышать о людоедах с южных островов, и он всегда испытывал перед ними страх, а теперь беда стучалась в его дверь. Еще Кеола слыхал от путешественников, что если людоеды задумают кого-нибудь съесть, то носятся с ним, как мать с малым дитем. Теперь Кеола понимал, почему племя пригрело его, почему он получил дом, еду и жену и был освобожден от трудов. И почему старейшины и вожди так к нему внимательны. Лежал Кеола на кровати и горько сетовал на судьбу.

На следующий день островитяне, как обычно, были обходительны, изъяснялись самым изысканным слогом, декламировали стихи, а их застольные остроты заставили бы миссионеров покатываться от хохота. Однако Кеола замечал только, как сверкают зубы людоедов, и к горлу подкатывал комок. После обеда он улегся в кустах и пролежал весь день как мертвый.

На следующий день все повторилось, и к Кеоле пришла жена.

– Кеола, – сказала она, – если ты не будешь есть, тебя самого съедят уже завтра утром. Я слышала, как переговаривались старейшины. Они думают, что ты заболел, и боятся, что ты исхудаешь.

Услышав такие слова, Кеола вскочил. В нем проснулся гнев.

– Мне теперь все равно, – промолвил он. – Я и так между молотом и наковальней. А уж коли мне суждено быть съеденным, так пусть меня съедят демоны, а не люди. Прощай! – И оставив жену, Кеола зашагал к океанскому берегу.

Пляж заливали слепящие солнечные лучи. Вокруг не было ни души, но со всех сторон кто-то топал, звучали голоса, зажигались и гасли костерки. Невидимки говорили на всех языках: французском, голландском, русском, тамильском, китайском. Выходцы из земель, где практиковали колдовство, шептали в уши Кеоле. Народу на пляже было, как на ярмарке, и все как один невидимки. Раковины исчезали с песка, поднятые невидимой рукой. Думаю, сам дьявол поостерегся бы угодить в такую толпу, но Кеола был выше страхов и смело шагал навстречу смерти. Он, словно бык, набрасывался на вспыхивающие то тут, то там огоньки, но все они исчезали раньше, чем он к ним прикасался.

«Если бы Каламак был тут, – рассуждал Кеола, – то давным-давно бы меня прикончил».