Луи Куперус - О старых людях, о том, что проходит мимо

– Харольд, и ты столько лет об этом молчал?

– Тссс, – донесся успокаивающий голос отца, а потом Даан повторил, но уже шепотом:

– И ты столько лет об этом молчал?

– Говори потише, – сказал Харольд Деркс приглушенно, – по-моему, там кто-то ходит…

– Нет… это бабу занимается уборкой… по-голландски она не понимает…

– Все равно говори потише, Даан! Да, я много лет молчал.

– Сколько лет?

– Лет шестьдесят…

– А я никогда… никогда не знал!

– Потише, Даан, потише! Так она сама, говоришь, умерла?

– Да, умерла.

– Как же это ее звали…

– Ма-Бутен.

– Да-да, именно, Ма-Бутен. Мне было тринадцать лет… она была маминой служанкой и за мной тоже присматривала.

– Ко мне заявились ее дети… Она рассказала сыну, он работает мантри [28]в кадастровой палате.

– Да…

– Отвратительный тип. Я дал ему денег.

– Это правильно. Но послушай, Даан, это же было так давно…

– Да, очень-очень давно…

– Только Флор ничего не говори.

– Конечно, конечно… Хорошо, что она тоже приехала в Голландию. Если бы она осталась в Тегале [29], то этот мерзкий тип, возможно… да, это было так давно…

– Но все-все пройдет, все пройдет… Еще немножко, и тогда…

– Да, пройдет совсем-совсем… но ты-то, Харольд, каков, молчать столько лет…

– Тише, тише… я слышу звуки на веранде…

Это был шелест Ининых юбок. До этого момента она изо всех сил вслушивалась в их разговор, сгорая от любопытства. И ничего не поняла, только запомнила имя умершей служанки – Ма-Бутен.

И вот, шурша платьем как можно громче, она притворилась, будто только что подошла к конторе.

– Дядя Даан! Дядя Даан!

С этими словами она показалась на пороге конторы; веранда отапливалась, и дверь между двумя помещениями была открыта. Ина увидела обоих стариков: своего отца и его брата. Одному семьдесят, другому семьдесят три. На лицах по-прежнему читались напряжение и ужас, с которыми они только что вглядывались невидящими глазами в далекое прошлое, обычное выражение к ним еще не вернулось. Они оба показались Ине похожими на призраков. О чем они говорили? Что скрывали? О чем рара молчал шестьдесят лет?… О чем дядя Даан узнал совсем недавно?… И она почувствовала, как мимо нее что-то проходит… медленно… какое-то подрагивание… что-то такое липкое…

– Дядя Даан! А я вас везде разыскиваю! – воскликнула она, изображая радость встречи. – Добро пожаловать в Голландию! Как вам не повезло с погодой! Такая холодина! В поезде вы, наверное, основательно замерзли. Бедная тетя Флор одеревенела, как палка. Дядя Антон тоже вас ждет, и тетушка Стефания, и моя Лили приехала с вами повидаться. Надеюсь, я не помешала вам… разговаривать о делах?

Дядя Даан поцеловал ее и разразился целым потоком шумных приветствий. Он был маленького роста, сухощавый, сутулый, смуглый и одевался на манер яванцев; благодаря чубчику седых волос на голове и остро очерченному профилю он напоминал попугая, и этой птичьей внешностью походил на свою сестру Стефанию; у него были такие же острые живые глазки, в которых до сих пор стоял ужас из-за того, о чем только что разговаривали братья. Даан сгреб какие-то бумаги и засунул их в портфель, притворяясь, будто они беседовали о делах, и сказал, что они идут; и правда, они тотчас же пошли следом за Иной в гостиную, где состоялась радостная встреча между дядей Дааном и всеми, кто приехал его поприветствовать.

«Тетя Флор ни о чем не знает… – Размышляла Ина, вспоминая недавние рассуждения тетушки об их приезде в Голландию. – Отчего это они вдруг приехали? Что же такое случилось? О чем рара молчал уже столько лет, а дядя Даан узнал только недавно? Они правда приехали именно из-за этого? Каким-то образом это наверняка было связано с деньгами: быть может, наследство, причитавшееся обоим? Да, наверное, наследство; кто его знает, возможно, их еще ждет богатство… А Стефания знает что-нибудь? А дядя Антон? А тетушка Отилия? А grand-maman ? И господин Такма? В чем же тут дело… и если в наследстве, то о какой сумме речь?»

Ина сгорала от любопытства, но вела себя чинно, намного более чинно, чем было в ее характере, оттого что находилась в гостях у этого опустившегося дяди Даана, ходившего при гостях в тапочках, и толстухи-китаянки тети Флор, у которой грудь свисает до живота…Ина сгорала от любопытства, и усталый взгляд ее аристократических глаз скрывал страстное желание все узнать. А вокруг звучали рассказы, ничуть ее не интересовавшие: дядя Даан и тетя Флор рассказывали о своих детях. Маринус, управляющий на сахарном заводе, живет со своей большой семьей недалеко от Тегала; дети его уже тоже все переженились и разъехались по разным уголкам Явы; Жанна – тетя Флор называла ее «Чжанна» – вышла замуж за резидента Шерибона, сын Долф, неженатый, работает юристом… Ее, Ину д’Эрбур, эти кузены и кузины ничуть не волновали, лучше бы было вообще с ними не знаться, с этой ост-индской шушерой, и она слушала с приветливой снисходительностью, прикидываясь заинтересованной, рассказы о том, за кого вышла замуж Клара, дочка Маринуса, и каким непослушным растет Эмиль, сын «Чжанны».