Луи Куперус - О старых людях, о том, что проходит мимо

Как только он вышел из гостиной, тетушка Стефания поспешила семенящей походкой к книжным шкафам и принялась читать названия на корешках. Как много у Антона книг! Вот целая полка, уставленная книгами с латинскими названиями, какой он, оказывается, ученый! А вон там сзади, что он там прячет за книгами на латыни? Большие альбомы и папки… Что это такое? Успеет ли она глянуть хоть одним глазком? Она достала из-за латин ских книг альбом с надписью: «Помпеи» и, бросив быстрый взгляд на дверь спальни, открыла… Боже, что за греховные картинки и фотографии… разные скульптуры, и все-все голые… А вот настенная живопись и плафоны, до чего странные изображения, думала Стефания. Что все это значит, эти предметы, эти люди с их анатомией, и в таких позах? Может быть, это всего лишь шутка, которой она не понимает? Тем не менее она побледнела, и ее сморщенное личико вытянулось от ужаса, а рот открывался все шире и шире. Она перелистывала страницы все быстрее и быстрее, чтобы увидеть все иллюстрации, а потом вернулась к некоторым, особенно ее поразившим… Доселе неведомый ей мир античных извращений скользил перед ее взором в грехах, представленных телами людей и животных, переплетенных друг с другом; до такого она, со своей убогой фантазией, не додумалась бы никогда в жизни. Этот дьявольский шабаш гипнотизировал ее, тяжелая книга обжигала дрожащие старушечьи пальчики, но она была не в силах спрятать ее обратно, в укромный уголок. Потому что она раньше не знала, что такое бывает, и потому что ей было очень любопытно… Потому что она никогда не предполагала, что на свете возможен такой непомерный грех… Это было преддверие Ада; люди, которые так ведут себя или о таком размышляют, будут вечно гореть в Аду, но она, она , к счастью, не из их числа!

– Что это ты тут делаешь?

Голос Антона заставил ее встрепенуться, книга выскользнула из рук.

– Опять что-то вынюхиваешь! – сказал он грубо.

– Могу же я немножко посмотреть… – пробормотала Стефания. – Я ведь не делаю ничего, что не положено! – защищалась она.

Антон поднял с пола альбом и резким движением забросил его за ряд латинских книг. Но потом, успокоившись, усмехнулся и спросил, пристально глядя ей в глаза:

– И что же ты увидела?

– Ничего, ничего, – сказала она, заикаясь. – Я только-только взяла альбом в руки… ты меня так напугал. Я ничего не… ничего не видела… Ты наконец готов, тогда пошли…

В застегнутом на все пуговицы пальто он шел следом за семенящей старушкой, презрительно посмеиваясь над ней – как много она потеряла! – а если что-нибудь и успела рассмотреть, то как, наверное, испугалась.

«Он настоящий черт! – думала она в страхе. – Он черт!»

Когда бы не его, пусть и греховные, деньжата, которых будет так жалко, если он не оставит их Ине… я бы перестала с ним общаться, я бы не пожелала с ним больше видеться. Потому что он совсем не такой, как положено…

Ина д’Эрбур ждала их в скромном маленьком доме, где жили ее дети, Фритс и Лили Ван Вейли; Фритс – молоденький офицер, Лили – улыбчивая молодая мать, уже смело начавшая вставать с постели после родов; здесь же были двое малышей – Стефик и Антуанетта, которой еще не исполнилось и месяца, а также нянька-повитуха, толстая и важная, и еще служанка – одна на все случаи жизни, – занимавшаяся Стефиком; после второго завтрака со стола еще не было убрано; здесь царила кутерьма молодой жизни: один ребенок горланил, другой верещал, толстая нянька их усмиряла, а служанка, у которой подгорело молоко, проветривала комнату, а Ина кричала ей:

– Яншье, какой ты устроила сквозняк! Закрой, закрой окно, вон уже идут дядюшка с тетушкой…

И Яншье, знавшая, что это крестные малышей, побежала открывать им дверь, вообще забыв о молоке и об открытом окне, так что пожилых гостей встретил поток холодного воздуха, и тетушка Стефания, уже измученная дымом от трубки Антона, еще больше раскашлялась и забормотала:

– Совсем не как положено, такой сквозняк, такой сквозняк…

В маленькой гостиной печка, плохо затопленная служанкой, погасла, так что Лили с Фритсем, чтобы угодить старикам, провели их в столовую, где Яншье принялась поспешно убирать со стола, при этом уронила тарелку, тарелка разбилась, Яншье вскрикнула, Лили принялась ее упрекать, а Ина бросила отчаянный взгляд на своего зятя Фритса. Да, эту неаккуратность Лили унаследовала не от нее, потому что она, Ина, была вся в свою мать из рода Эйсселмонде, а те были людьми comme il faut , неаккуратность досталась Лили от Дерксов. Но теперь Фритс наконец-то понял, что должен проявлять к дядюшке Антону почтительность, хотя терпеть его не мог, и Лили, которую дядюшка при встрече всегда целовал долгим поцелуем, хоть испытывала к нему омерзение, но тоже всячески его обхаживала, потому что так велела мать. Выйдя замуж за своего Фритса по любви, не задумавшись, на что они будут жить, она скоро поняла, что деньги – дело нешуточное и что получить хоть какое-то наследство они могут только от тетушки Стефании и дядюшка Антона. Старик, которого сестра притащила сюда против его воли, после поцелуя Лили пришел в хорошее расположение духа и теперь сидел, положив на колени сжатые в кулаки руки, и радостно кивал, глядя на орущую малышку, которую показывала нянька. И хотя он завидовал людям молодым и здоровым, зависть казалась ему приятным чувством, и смотреть на людей молодых и здоровых было приятно; он размышлял о том, что Фритс, этот подтянутый офицерик, юноша с перчинкой – хороший партнер для своей женушки. Он понимающе кивнул Лили, затем Фритсу, а Лили с Фритсем простодушно улыбнулись в ответ. Они его не поняли, но какое это имеет значение: он видел их насквозь, видел, что они, хоть и родили уже двоих детей, влюблены друг в друга и не отказались бы от его денежек; что ж, они по-своему правы, только вот очень уж мамаша у Лили противная: после того как д'Эрбур вызволил Антона из неприятностей с дочерью прачки, Ина обходилась с ним приветливо-снисходительно, как влиятельная племянница, спасшая своего неосмотрительного дядю от позора. Антон улыбнулся, видя все эти наивные козни насквозь, и усмехнулся про себя при мысли об их бесполезности, ведь он в любом случае не напишет завещание в их пользу. Но надо быть осторожным, чтобы ни Стефания, ни кто-либо другой об этом не догадались; и он прикидывался, будто радуется ласковым словам в свой адрес и рюмочке ликера, которую поставил перед ним Фритс, помогший ему снять пальто – ведь здесь он уже не замерзает, не так ли? Эта комедия казалась Антону забавной, и он смеялся радостно и весело, с выражением милого доброго дядюшки, с нежностью относящегося к детям, а про себя думал: «Не дождетесь от меня ни гроша!»