Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Увидев Роберту, Ги не слишком любезно поднялся.

— Что случилось? Я сижу здесь уже целую вечность, пришлось выпить три стакана сока.

— Прости. — Она опустила портфель на соседний стул. — Патрини был ужасно занят.

— Как все прошло? — заметно успокоившись после ее слов, поинтересовался Ги.

— В общем-то не так уж и плохо. — Роберте ужасно хотелось выпалить замечательную новость, но она сдержалась. — Он сказал, что с удовольствием посмотрит, как я работаю маслом.

— Идиот. Все они идиоты! — Ги нервно сжал ее руку. — Да твой Патрини ногти будет грызть от досады, как только ты прославишься. — Он сделал знак официанту: — Deux jus d’ananas [239] Два ананасных сока ( фр .). , — и тут же повернулся к Роберте. — Ну и каковы же твои намерения?

— Намерения? В отношении тебя?

— Нет. Рано или поздно это само по себе выяснится. Мой вопрос имел более широкий смысл. Каковы твои намерения в жизни?

— А… — Об этом Роберта размышляла давно, но сейчас не знала, как прозвучит ее облеченная в конкретные слова мысль. — Что ж, прежде всего мне бы хотелось стать настоящей художницей. Мне хотелось бы, чтобы люди думали, рассматривая мои картины.

— Хорошо. Очень хорошо! — одобрил Ги, как учитель хвалит подающего надежды ученика. — А еще?

— Хочу, чтобы так прошла вся моя жизнь. Я вовсе не намерена идти по ней на ощупь. Вот уж что ненавижу в своих сверстниках дома! Они не знают, к чему стремиться, не знают, как достичь цели. Они мечутся в потемках.

— На ощупь? — с недоумением повторил Ги. — В потемках? Что ты хочешь этим сказать?

— Tâtonner [240] Неуверенно ( фр .). , — пояснила Роберта, с наслаждением воспользовавшись случаем продемонстрировать свои знания в области французского. — Мой отец — историк, специализируется на военных кампаниях. Он любит порассуждать о тумане войны, в котором люди бегут куда-то, убивают друг друга, побеждают или проигрывают, и все это — не имея не малейшего представления о том, что именно они делают…

— Да, я нечто подобное слышал.

— Но у меня такое ощущение, что туман войны не идет ни в какое сравнение с туманом юности. Битва при Геттисберге [241] Крупнейшее сражение в Гражданской войне США. Произошло в юго-западной части штата Пенсильвания в 1863 г., закончилось убедительной победой северян и считается поворотным пунктом войны. абсолютно ясна и прозрачна, чего никак не скажешь о душе девятнадцатилетнего человека. Я горю желанием побыстрее выбраться из тумана юности. Хочу стать зрелым и уверенным в себе человеком. Мне не нужны случайности. И отчасти поэтому я приехала в Париж, ведь все вокруг только и говорят о пресловутой французской целеустремленности. Может, я смогу у вас этому научиться?

— Ты считаешь меня целеустремленным?

— Исключительно. Поэтому ты мне так нравишься.

Ги согласно кивнул, глаза его удовлетворенно блеснули из-под густых и длинных черных ресниц.

— Американка, из тебя выйдет божественная женщина! Никогда еще ты не была столь прекрасна! — Перегнувшись через столик, он поцеловал ее хранившую прохладу улицы щеку.

— Какой приятный вечер, — негромко заметила Роберта.

Из кафе они отправились в кинотеатр, где шел неплохой, по словам Ги, фильм, а оттуда — в бистро на Левом берегу ужинать. Перед этим Роберта захотела зайти домой, чтобы оставить портфель и переодеться, но Ги решительно воспротивился.

— Сегодня, — голос его звучал загадочно, — я не могу позволить тебе выслушивать нравоучения Луизы.

Фильм оставил Роберту равнодушной. Афиши жирным шрифтом кричали о том, что молодые люди до восемнадцати лет в зал не допускаются. На входе она почувствовала на себе ироничный взгляд билетера и пожалела, что не прихватила с собой паспорт. Суть картины так и осталась неясной: Роберта с большим трудом понимала французскую речь, если ее воспроизводили не люди, а механизмы: динамики в кинотеатре, радио, телевизор. На экране одна за другой следовали длинные сцены, где в постелях болтали молодые люди, многословные и, по мнению Роберты, непонятно почему совершенно обнаженные. Половину фильма она просидела, прикрыв глаза, вновь переживая события вечера и почти забыв о Ги, который в самые драматические моменты поднимал ее руку и нежно касался губами кончиков пальцев.

Необычно вел себя Ги и во время ужина: долго молчал, что было совершенно на него не похоже, пристально смотрел на Роберту, отчего она начинала нервничать и чувствовать себя как на иголках. Когда же принесли наконец кофе, он откашлялся, взял ее руки в свои и заявил: