Ирвин Шоу - Избранные произведения в одном томе [Компиляция, сетевое издание]

Дерзкая, почти грубая фраза из уст человека, который прождал ее на холоде более получаса, прозвучала удивительно властно, и Роберта с удовольствием подчинилась. Подтверждалось часто слышанное (обычно от Ги) утверждение о том, что французы знают, как вести себя с женщинами. Мальчики с берегов озера Мичиган больше похожи на робких детишек.

— Я только хотела сказать, — мгновенно поправилась она, — что короткая стрижка была бы тебе к лицу.

— Заднее сиденье!

Ги сел за руль, и Роберта устроилась за его спиной. Чувствовала себя она не слишком удобно: в одной руке тяжелый портфель, другая лежит у Ги на талии. Для поездок на мотоцикле Роберта предпочитала джинсы: пару раз порывы ветра так задирали ее юбочку, что восхищенные прохожие с каким-то даже неприятным одобрением смотрели им вслед.

Роберта дала Ги адрес на улице Фобур-Сент-Оноре, где должна была встретиться с директором галереи. Договаривался о встрече месье Раймон, художник, в чьей студии она занималась.

— Патрини выставляет в своей галерее все что угодно, — сказал на днях месье Раймон. — Ему постоянно нужна молодежь, она дешевле обходится. Кроме того, он считает американцев довольно занимательными людьми. Если повезет, Патрини повесит где-нибудь в задней комнате пару твоих акварелей, чтобы понаблюдать за реакцией посетителей. Только не вздумай подписывать никаких бумаг! Это лучшая гарантия от неприятностей.

Ги повернул ключ зажигания, и мотоцикл с ревом устремился в поток машин, автобусов и велосипедистов. Он всегда ездил с присущим настоящим гонщикам презрением к риску. В этом, по словам Ги, проявлялся его характер, так он выражал протест против того, что называл «застенчивой буржуазной любовью к покою и отсутствию опасности». Жил Ги вместе с родителями, поскольку еще не закончил учебу. Он намеревался стать инженером и строить плотины в Египте, мосты в Андах и дороги в Индии. Его никак нельзя было причислить к тем, кто днями и ночами болтается по Сен-Жермен-де-Пре, выпрашивает деньги у туристов, клянет будущее и совращает малолеток, уподобляясь героям дешевых фильмов. Он верил в любовь, преданность и порядочность и ни разу не попытался, если пользоваться этим идиотским словом Луизы, «взобраться» на Роберту. Они даже и не целовались еще по-настоящему — не считать же поцелуем легкое прикосновение губ к щеке перед тем, как пожелать друг другу спокойной ночи.

— Меня тошнит от неразборчивых связей, — сказал как-то Ги. — Мы сами поймем, когда созрели друг для друга.

Роберта была ему благодарна: в ее глазах Ги воплощал лучшие качества настоящего парижанина и добропорядочного жителя Чикаго одновременно. С родителями Ги ее не знакомил.

— Они вполне достойные граждане, de pauvres mais braves gens, но никому, кроме родственников, не интересны. Один вечер в их обществе, и ты без оглядки бросишься на паромную переправу в Гавр.

Мотоцикл мчался по набережной. Высившийся на противоположном берегу Сены Лувр походил на воплощенную в жизнь мечту о Франции. Ветер играл длинными черными волосами Ги, его ярким шарфом, срывал с раскрасневшихся щек Роберты холодные капли слезинок. Крепко вцепившись в кожаную куртку Ги, она испытывала удовольствие от бешеной езды по замерзшему городу.

С грохотом проносясь на крошечном мотоцикле по мосту напротив здания Национального собрания, мимо обелиска и мраморных коней дворца Согласия, с портфелем, набитым акварелями, которые она везла показать человеку, купившему и продавшему за свою жизнь не менее двадцати тысяч картин, сидя за спиной самого красивого парня в Европе, Роберта чувствовала, как сомнения покидают ее. Она знала, что решение оставить Чикаго было правильным. Да, ей следовало приехать в Париж и дать три месяца назад номер своего телефона Ги. Произошло это на вечеринке в квартире второго французского друга Луизы, куда та пригласила Роберту просто так, убить время. Сейчас во всем вокруг Роберта видела предзнаменования удачи и счастья, в ушах звенело сладкоголосое пение птиц, и, когда мотоцикл остановился у галереи на Фобур-Сент-Оноре, к негостеприимно закрытым дверям она поднялась со спокойствием и уверенностью привыкшего к победам атлета.

— Ecoute, Roberta, — сказал Ги, потрепав ее по щеке, — je t’assure que tout va très bien se passer. Pour une femme, tu es un grand peintre, et bientot tout le monde le saura [238] Послушай, Роберта, я тебя уверяю, что все пройдет хорошо. Для женщины ты — великая художница, и скоро весь мир будет у твоих ног ( фр .). .

Она улыбнулась, благодарная Ги за веру в ее силы и такт, который заставил его произнести фразу по-французски.