Джозеф Конрад - Личное дело. Рассказы (сборник)

Он встревожился, заметив, что рассуждает так, будто смутные сомнения уже переросли в уверенность. Хотя на деле для его умозаключений не было ни малейших оснований. Им просто нечего скрывать.

Он вернулся в штурманскую рубку. Норман оттуда так и не выходил; едва заметная перемена в осанке, более дерзкий взгляд остекленевших голубых глаз навели Капитана на мысль, что парень урвал-таки возможность сделать глоток-другой из припрятанной где-то бутылки.

Он также заметил, что, встречаясь с ним взглядом, Норман делает нарочито удивленное лицо. По крайней мере оно казалось нарочитым. Ничему нельзя доверять. И тут англичанин с ошеломляющей ясностью ощутил, что все это – сплошной обман, прочный, как стена, и до правды не докопаться. Ему даже померещилась уродливая гримаса этой убийственной лжи, поглядывающей на него с циничной усмешкой.

– Полагаю, – заговорил капитан неожиданно, – вас удивляют мои разбирательства, но ведь я вас и не задерживаю, верно? Вы же не рискнете уйти в таком тумане?

– Да я понятия не имею, где мы, – убедительно выпалил Норман. – Ни малейшего.

Он осмотрелся, будто впервые видел рубку и все ее содержимое. Капитан поинтересовался, не заметил ли он какие-либо необычные дрейфующие объекты.

– Объекты! Какие еще объекты? Мы несколько дней пробирались вслепую, на ощупь.

– На нашем пути туман иногда прояснялся, – заметил капитан. – Мы кое-что обнаружили, и вот что я об этом думаю.

И он вкратце рассказал ему свою версию. Капитан услышал резкий, как сквозь сжатые зубы, вдох. Норман стоял, опершись рукой о стол, не шелохнувшись, не говоря ни слова. Стоял как громом пораженный. Затем выдавил нелепую улыбку.

Или Капитану она показалось нелепой. Имело ли это значение или было пустым кривлянием? Он не знал, уверенности не было. В этом мире не осталось правды, она словно растворилась, поглощенная чудовищной подлостью, в которой этот человек был виновен. Или не виновен.

– Вот так по-своему некоторые и понимают нейтралитет. Расстреливать таких мало, – выдержав паузу, сказал Капитан.

– Да, да, да, – поспешно согласился Норман, а затем добавил неожиданно мечтательно. – Впрочем…

Притворялся ли он пьяным или, наоборот, пытался выглядеть трезвым? Взгляд его был прямым, но каким-то остекленевшим. Из-под пшеничных усов видны были плотно сжатые губы, но они подергивались. Или не подергивались? И почему он кажется таким поникшим?

– Никаких „впрочем“ тут быть не может, – сурово произнес Капитан.

Норман выпрямился и вдруг сам показался суровым.

– Согласен. Но как быть с искусителями? Вот кого надо поубивать. Сколько их – четыре, пять, шесть миллионов… – мрачно сказал он, но миг спустя его голос уже звучал жалобно. – Но мне лучше попридержать язык. Вы меня в чем-то подозреваете.

– Нет, не подозреваю, – заявил Капитан.

Он ни секунды не колебался. В тот момент он был совершенно уверен. Спертый воздух рубки был пропитан чувством вины, дерзкой ложью, бросающей вызов разоблачению, пренебрегающей простейшими понятиями о добре и зле, попирающей все человеческие чувства, всякие представления о порядочности, любые мыслимые приличия.

Норман сделал глубокий вдох.

– Вы, британцы, конечно, джентльмены. Но давайте говорить начистоту. За что нам вас любить-то? Не за что вас любить. Конечно, мы и этих… не слишком любим. Они ведь тоже ничем хорошим не отличились. Приходит, приносит мешок золота… Не просто же так я заходил в Роттердам!

– Что ж, вам будет что рассказать нашим, когда доберетесь до порта, – перебил его Капитан.

– Может, и рассказал бы. Но у вас же в Роттердаме свои люди. Пусть они и докладывают. Мое дело – сторона нейтральная, разве не так?.. Вы когда-нибудь видели бедняка, который бы отказался от мешка золота? Разумеется, меня-то этим не проймешь. У меня бы пороху не хватило. Куда мне. Мне-то что. Вот сейчас как на духу говорю.

– Да, и я вас внимательно слушаю, – спокойно произнес Капитан.

Норман навис над столом.

– Теперь, раз вы меня больше не подозреваете, я все скажу. Вы не знаете, что такое есть бедняк. А я знаю. Я сам такой. Ведь эта посудина, она и сама по себе не ахти, так еще и заложена. Едва хватает на жизнь, да и только. У меня, конечно, кишка тонка. Но если у кого хватит пороху! Судите сами. Груз, который он берет на борт, на вид самый обычный – ящики, бочки, консервные банки, медные трубки – всякое. Он не видит, что к чему. Ему и дела нет. Но он видит золото. А до золота ему дело есть. Меня, конечно, не заставишь. Нутро крутит. От страха я бы с ума сошел или… или… запил, или еще что. Риск слишком велик. Чуть что – и не миновать беды!