Джозеф Конрад - Личное дело. Рассказы (сборник)

Нам, детям, было известно, что в доме остановился гость. Он прибыл накануне, как раз когда нас пытались уложить. Мы прорвались через строй нянек и прилипли носами к черным окнам, но увидеть, как он высаживается, так и не успели. Видели только освещенный багряными всполохами большой экипаж на полозьях, запряженный шестеркой лошадей. Чернея на белом снегу, он отъезжал к конюшне вслед за верховым, на длинной палке, притороченной к седлу которого, покачивался в железном ведре пылающий шар из просмоленной ветоши. Еще засветло двух мальчишек конюхов отправили санным путем встречать на закате ожидаемого гостя и освещать ему дорогу такими вот дорожными факелами. В те времена, как вы помните, в наших южных провинциях не было и мили железных дорог. Поезда и паровозы мы с кузиной видели только в книжках с картинками, для нас это было что-то смутное, очень далекое и представляющее интерес разве что для взрослых, которые ездят за границу.

О принцах, князьях и герцогах у нас, наверное, было более точное представление. Впрочем, почерпнутое из книжек, оно отражало очарование сказок, в которых принцы всегда были молоды, прекрасны, отважны и удачливы. При этом мы, как и все дети, умели безошибочно отличать реальность от выдумки. Нам было известно, что князья – это персонажи исторические. И в этом тоже таилось некое очарование. Но красться по дому, как сбежавший преступник, меня заставило другое; я рассчитывал повидать своего закадычного приятеля, главного лесничего, который обычно являлся с докладом примерно в это время; мне не терпелось услышать новости про некоего волка. В краях, где водятся волки, каждая зима выдвигает на авансцену новую особь, которая выделяется дерзостью своих злодеяний, совершенством своего, так сказать, сволочизма. Мне хотелось услышать новый захватывающий рассказ об этом волке, возможно драматичную историю его гибели…

Но в зале не было ни души. Обманувшись в своих надеждах, я вдруг очень загрустил. Вернуться в классную комнату ни с чем я не мог, поэтому предпочел уныло добрести до бильярдной, где никакого дела у меня, конечно же, быть не могло. Там тоже никого не было, и под высоким потолком, наедине с массивным столом для английского бильярда, который, казалось, в этой тяжелой прямолинейной тишине осуждал вторжение маленького мальчика, я почувствовал себя страшно растерянным и несчастным.

Я уже начал подумывать об отступлении, когда из прилегающей гостиной до меня донеслись шаги; прежде чем я успел, поджав хвост, ускользнуть, в дверях показались мой дядя и его гость. Сбежать, когда тебя уже заметили, было бы крайне невежливо, поэтому я решил принять удар. Дядя, увидев меня, явно удивился. Гость, худощавый мужчина среднего роста в наглухо застегнутом черном сюртуке, держался очень прямо, с солдатской выправкой. Из-под мягких складок шейного платка белого батиста выглядывали уголки воротника, подпиравшие выбритые щеки. Редкие пряди тонких седых волос были гладко зачесаны через лысую макушку. Его лицо, в молодости наверняка красивое, с годами сохранило гармоничную простоту черт. Меня изумила его ровная, едва ли не мертвенная бледность. Он показался мне эпическим старцем. От смущения я залился краской, на что он ответил почти неразличимой улыбкой, мимолетным движением тонких губ. Увидев, что он сунул руку в нагрудный карман сюртука, я стал следить за ним с большим интересом. Он достал свинцовый карандаш и отрывной блокнот и с едва заметным поклоном передал их дяде.

Я был сильно удивлен, но мой дядя воспринял это как нечто само собой разумеющееся. Он что-то написал, старец пробежал запись глазами и слегка кивнул. Худая морщинистая рука – она казалась старше, чем лицо, – потрепала меня по щеке и затем легко опустилась на мою голову. Глухой голос, бесцветный, как его лицо, донесся из впалого рта, в то время как глаза, темные и спокойные, добродушно смотрели на меня.

„Сколько же лет этому застенчивому малышу?“

Не успел я ответить, как дядя уже записал мой возраст в блокнот. Это произвело на меня невероятное впечатление. Что означает эта церемония? Неужели старец настолько велик, что никто не смеет с ним заговорить? Он снова заглянул в блокнот и снова кивнул, а я снова услышал этот бесстрастный механический голос: „Он похож на своего деда“.

Я помнил деда по отцовской линии. Он не так давно скончался. И тоже был эпически стар. Казалось вполне естественным, что две столь почтенных и древних особы вели знакомство еще на заре мироздания, задолго до моего рождения. Однако для моего дяди это стало сюрпризом. Он не смог скрыть своего удивления, и механический голос пояснил: „Да-да. Мы были товарищами по 31-му. Он был одним из посвященных. Давно это было, мой дорогой пан, очень давно…“