Роберт Стивенсон: Необычайная история доктора Джекила и мистера Хайда

– Его, видно, не очень-то любят, – заметил инспектор. – А теперь, милая, дайте-ка нам с этим джентльменом посмотреть, что тут делается.

Во всем доме (в котором не было никого, кроме этой старой женщины) мистер Хайд пользовался только двумя комнатами, но зато они были убраны с роскошью и вкусом. В буфете стояли бутылки с вином, ложки и вилки были серебряные, столовое белье прекрасное. На степе висела хорошая картина (по предположению Аттерсона, подарок Генри Джекила, который слыл великим знатоком искусства), а ковры были толстые и приятной расцветки. Сейчас, однако, комнаты выглядели так, точно тут недавно рылись в страшной спешке: на полу валялась одежда с вывернутыми карманами, ящики были отомкнуты и выдвинуты, в камине лежала горка серого пепла, как будто там жгли бумаги. Среди пепла инспектор раскопал уцелевший в пламени корешок зеленой чековой книжки, а за дверью нашелся другой конец палки. Полицейский не мог скрыть своего восторга, так как все это подтверждало его предположения. Посещение банка, где, как оказалось, на счету убийцы лежало несколько тысяч фунтов, окончательно успокоило Ньюкомена.

– Можете быть уверены, сэр, – сказал он мистеру Аттерсону, – он у меня в руках. Он, вероятно, вовсе потерял голову, не то он никогда не оставил бы палку, а главное, не вздумал бы жечь чековую книжку. Ведь деньги – спасение для него. Теперь нам надо только поджидать его в банке да разослать описание его личности.

Последнее, однако, было нелегко выполнить. У мистера Хайда оказалось мало близких знакомых, и даже хозяин той служанки видел его всего дважды. Разыскать его родственников не удалось. Не сохранилось ни одной его фотографии. Лишь немногие могли бы описать его, но и те в своих описаниях противоречили друг другу, как обыкновенно случается с рядовыми свидетелями. В одном они сходились: скрывшийся убийца у всех видевших его вызывал неотвязное ощущение какого-то неопределенного уродства.

Только к вечеру удалось мистеру Аттерсону приехать к доктору Джекилу. Пул сразу же впустил его, и через кухню и кладовые, по двору, где когда-то был сад, провел в небольшое здание, которое называли или лабораторией, или анатомическим театром. Доктор купил весь участок у наследников одного знаменитого хирурга, но, интересуясь больше химией, чем анатомией, он изменил назначение постройки в глубине сада. Он принимал адвоката в этом помещении впервые, и мистер Аттерсон с любопытством озирался вокруг и разглядывал закоптелое здание без окон. Ему было не по себе, когда он проходил через анатомическую аудиторию, где раньше теснились пытливые студенты, а теперь было пусто и голо, на столах громоздилась химическая аппаратура, на полу валялись корзины, повсюду была рассыпана солома от упаковки и сквозь помутневший стеклянный потолок падал тусклый свет. В дальнем конце несколько ступеней вели вверх, к обитой красной байкой двери, и через нее адвокат попал наконец в кабинет доктора. Это была просторная комната со стеклянными шкафами по стенам. В ней стояло высокое зеркало на ножках, письменный стол и другая мебель, а три пыльных окна, забитые железными решетками, выходили во двор. В комнате горел огонь, а на полке над камином была поставлена зажженная лампа, потому что густой туман начинал забираться даже в дома. Там-то, у самого огня, сидел доктор Джекил, с виду тяжко больной. Он не встал навстречу, лишь протянул холодную руку и приветствовал гостя изменившимся голосом.

– Ну, – сказал мистер Аттерсон, как только Пул оставил их одних, – вы слышали новости?

Доктор содрогнулся.

– Газетчики кричат об этом на площади, – сказал он. – Мне было слышно из столовой.

– Вот что, – сказал адвокат, – Кэрью – мой клиент, но вы – тоже, и мне нужно отдавать себе отчет в том, что я делаю. Уж не вздумали ли вы спрятать этого субъекта?

– Аттерсон, клянусь вам, – воскликнул доктор, – клянусь вам, я никогда больше не взгляну на него! Клянусь своей честью, я покончил с ним навсегда. Все это прошло. Да ему и не нужна моя помощь. Вы не знаете его так, как знаю я: он в безопасности, в полной безопасности. Попомните мое слово, он не появится больше.

Адвокат угрюмо слушал своего друга: ему не нравилась эта лихорадочная речь.

– Вы, кажется, вполне уверены в этом, – сказал он, – и ради вас самого я хотел бы, чтобы вы оказались правы. Если дойдет до суда, может всплыть ваше имя.

– Да, совершенно уверен. Для такой уверенности у меня есть основания, которыми я не могу делиться ни с кем. Но по поводу одного обстоятельства я хочу попросить вашего совета. Я… я получил письмо и не знаю, показывать ли его полиции. Я предпочел бы передать его в ваши руки, Аттерсон. Вы, конечно, рассудите здраво, я так доверяю вам.