Софи Вёрисгофер - Из Лондона в Австралию

– А что же, не бросилась она на вас, сэр?

Унтер-офицер мотнул головой. – А, конечно, мой юный друг! Только меня огорошить не так-то легко. Для этого нужно что-нибудь почище какой-нибудь пучеглазой морской древности. Я улучил удобную минуту и открыл бомбардировку медузами. Куски величиною с теленка один за другим летели в открытую пасть, и моей любезной акуле приходилось или глотать, или давиться, – одно из двух. Конечно, все это делалось, чтобы замаскировать настоящую цель, а умысел у меня был совсем другой.

– Какой, мистер Мульграв, какой?

– А вот сейчас узнаете, сэр. Когда я набил ей пасть до того, что она от страха начала бить хвостом, тогда я приступил к делу. Я засунул ей в пасть мои большие клещи, захватил первый попавшийся зуб и, без всякой жалости, вырвал его из челюсти. Тут нельзя терять времени, и я выхватил его с ловкостью искусного хирурга, и тотчас отбил у чудовища охоту оставаться в моем обществе. Отдуваясь и пыхтя, истекая кровью, акула нырнула в глубину, и я мог, наконец, дать знак, чтобы меня вытянули на борт Освежиться стаканом воды с ромом. Тяжелые четверть часа пришлось пережить, доложу вам.

Аскот едва мог говорить от смеха, – После этого вы верно уже не спускались в воду, сэр? спросил он старика.

– О, через каждые два часа, как я уж вам докладывал. Но из предосторожности, я каждый раз брал с собой клещи и каждый раз, когда дикий взгляд морского чудища уставлялся на меня, я поднимал кверху мое оружие. Не, хочешь-ли, приятель, вырвать еще один? С моим удовольствием! И бедняга исчезал, как молния.

Во время этих рассказов возле Мульграва всегда собирался кружок смеющихся слушателей. Известно было, что у него всегда на готове что-нибудь новое, а некоторые даже утверждали, что он сам крепко верит в свои сказки; во всяком случае, говорил он интересно, и всегда находились охотники постоять возле минутку. Так и теперь любопытствующие теснились со всех сторон.

– А вы всегда счастливо переносили килевание, мистер Мульграв? – спросил кто-то.

– Ишь, чего захотели, ребятушки! – сказал кивая головою старик. – Когда мы причаливали к Цейлону, у меня не было ни единого волоса на голове, – все остались на обшивке корабля.

Громовой хохот был наградой бравому рассказчику, который и сам весьма охотно разделил этот взрыв веселости.

– Видите там синие акалефы, – сказал он, указывая на море. – Миллионы и еще миллионы, можно думать, что в океане идет переселение народов.

– Медузы идут сзади, – вскричал Аскот. – Рты у них стали совсем синие, – они высасывают акалеф.

– А сами делаются добычей больших рыб. Видите, там какая давка?

– Бониты, дорады, кашалоты, дельфины, о это война, ради которой мобилизовано все, что только живет в глубине й на поверхности океана.

Сплошными рядами вокруг корабля скользили акалефы и медузы; все пространство, которое можно было охватить глазом, красиво синело ярко небесной лазурью; вдруг из воды высовывалось неуклюжее рыло, медуза начинала барахтаться в смертельном страхе, и тут же случалось, шумя грациозными крыльями, пернатый хищник налетев хватал рыбу в тот самый момент, когда победа её над медузой казалась одержанной. Спасшаяся медуза ковыляла дальше, а на поверхности воды между хищной птицей и рыбой завязывалась жаркая битва, из которой обладатель плавников редко выходил победителем.

Акалефы кипели необозримыми толпами, за ними тянулись медузы, а за медузами, в свою очередь, птицы и рыбы, – все это, и преследователи, и преследуемые, в погоне за насущным хлебом.

Бесчисленное множество морских птиц кружились над местом битвы и между прочими большие, совершенно белые, альбатросы, с огромными черными крыльями и гордыми, как ни у одной из других птиц, движениями. Они стрелой кидались на свою добычу и терзали ее тут же, в воде, затем, пробежав с поднятыми крыльями некоторое пространство по воде и сделав несколько быстрых поворотов, вновь взлетали вверх. На довольно большом, расстоянии всюду кругом поднимались струи воды из носовых отверстий кашалотов, в открытую пасть которых в этот день нанесло столько питательного материала, что они, лениво лежа на воде, чувствовали себя совершенно счастливыми и, но обыкновению, пускали фонтаны.

Все эти сцены с величайшем интересом наблюдались с палубы. Как для арестантов, так и для новобранцев, морская жизнь была совершенной новинкой. Переживши острый период отчаяния, они могли уже перенести свое внимание с прошедшего на настоящее, а затем и на будущее. Они начинали строить планы.