Арне Гарборг - Усталые люди

Час за часом способен я сидеть здесь, на горе, и смотреть; смотреть, забывая думать; мир исчезает, превращаясь в ничто, в прекрасное, бессодержательное видение, какое он, конечно, в действительности и есть. Медленно, точно насекомое, скользит по фиорду лодка, среди ослепительного солнечного сияния, а в лодке сидит животное человек с головой, полной мелких огорчений и забот, которые он принимает за серьезное дело.

Тишина. Безмолвие. Жужжанье шмелей; журчание ключа. Сияние и блеск. Медленные, мерные удары весел. Покой тысячелетий… Не странно-ли, что все это в конце концов не более, как водород и кислород, углерод и азот, HO 2и НО 3…

Тот-ли, другой-ли отвратительный м-р Смиф прибыл вчера на собственной яхте с женой и детьми, крупным и мелким скотом и занял весь отель. Я-же, будучи не более как нищим норманном, по этой самой причине все время подвергался самому ноншалантному обращению, как со стороны (шведа) содержателя отеля, так и со стороны его норвежской челяди; единственным, действительно благоволившим еще ко мне лицом, была маленькая, не совсем еще испорченная отельная служанка, родом из Бергена… Ну, а тут у меня просто на просто отняли комнату и просили быть столь любезным, – разделить комнату с другим норвежцем, – с какою-то, как сдается мне, несчастною кандидатскою душою из Христиании.

Это начало владычества туристов.

Начало «славе Норвегии» на новый лад, а вместе с тем и «восхитительного Гардангера ».

Кандидат оказался идиотом. Он уверяет, будто по речи моей слышит, что я родом из Бергена… Кажется, на этот раз я действительно имел право разгорячиться…

И я разгорячился. «Да, так это всегда бывает», заговорил я. «М-р Смиф и брат Лундстрем… они просто на просто выгоняют нас из нашего собственного дома. Старая Норвегия превращается в летнюю санаторию для английских торговцев каменным углем; брат Лундстрем и г. Шульце-Мюллер строят отели и набивают карманы; „норвежский народ“ превращается в кельнеров, а „норвежская женщина“ в проститутку на утеху европейским туристам… Простой, честный норвежец, жаждущий ненасытной душой своей посетить долины Норвегии, и с этой целью путешествующий пешком, в скором времени просто таки не найдет себе нигде пристанища, по крайней мере в том случае, если он не будет болтать по английски. О, слава Норвегии! О, поступательное движение вперед родной земли под благословенным правительством народа! Одно только существо во всей стране не понимает того, куда мы идем, и существо это зовут Стортингом. Крестьянское сословие с ошеломляющею быстротою летит вниз по наклонной плоскости ипотек; иностранцы, участок за участком, скупают наши земли, все, что имеет какую-нибудь ценность, – рудники, сады, незастроенные еще пустыри, водопады. Стортинг сидит и смотрит на это, и радуется, что „деньги прибывают в стране“… Еще каких-нибудь пятьдесят лет, и наша комедия норвежского государства превратится в сагу! А тем временем какие-то семинаристы бродят себе и декламируют „будущность Норвегии!“» О, да, о, да!

– Да, да, говорит кандидат со сдержанностью будущего государственного человека: «Развитие туристской жизни, разумеется, имеет свои темные стороны. Но, извините меня, я слышу по вашему говору, что вы родом из Бергена…»

…Я уезжаю завтра-же с первым пароходом.

(Берген).

Как-бы то ни было, в конце концов, из этого вышло мало проку… одна только скука. Чувствую сегодня катцен-яммер по всей линии и готов был-бы заливаться смехом висельников… если-бы утренняя газета не возвестила мне, что наступил уже август. При этом я вдруг ощутил в груди порыв радости… в таком случае дня через два я могу и уехать…

Но… Да, разумеется.

Разумеется. Ведь я же уж почти «отвык». Ни следа какого-бы то ни было влечения. Я собираюсь быть олицетворением рассудка. Но как-бы то ни было… однако же…

Только-бы уехать!

Христиания, 20-го (или вернее 21-го) августа.

Удивительный малый этот Георг Ионатан. Например, хоть эта идея, – собирать коллекцию картин!

Да если бы он еще хоть что-нибудь смыслил в живописи! А то ведь сам хвастается, что не в состоянии отличить Таулова от Веренскиольда. «Черчение – вот единственно, что меня интересует, потому чертить я умею и сам!» говорит Ионатан.

А между тем, он затевает эту коллекцию. «Это создает известную обстановку, дает положение, говорит он. В нашей стороне человек, заведомо для всех обладающий полсотнею картин, является уже чем-то замечательным, выдающимся, чем-то беспримерным, – как-бы в роде единственного белолицого в среде краснокожих. А если хочешь преуспевать на жизненном поприще, то, прежде всего следует постараться внушить к себе удивление в среде своих сограждан. Надо окружить себя блестящим ореолом, понимаете? Деньги, которые затрачиваются на эти глупости, возвратятся вам сторицею».