Наоми Френкель - Дом Леви

– Ничего, Фрида. Сегодня мы обойдем правило. Только сегодня.

Господин Леви берет маленькую дочку за руку, и ведет за собой.

Эдит ожидает своего друга в кафе примерно в получасе ходьбы от своего дома. Тут, около кафе с низкой крышей и красными кирпичными стенами, скрытого среди высоких сосен, проходит граница мегаполиса. Лес, луг, ручей и виллы для летнего отдыха раскинуты по ту сторону этой как бы невидимой границы. Небольшое это кафе, погруженное в снег и безмолвие – секретное место встреч Эдит и Эмиля. Редко можно увидеть здесь человека на лесной тропинке. Только огромная вывеска, висящая в саду, между двумя столбами, раскачивается на ветру и нарушает своим одиноким скрипом окружающее безмолвие. Большими буквами с рифмой начертано на ней:

«Здесь пустили традиции корни свои –

Истинный кофе для каждой семьи».

Только птицы наслаждаются этим приглашением. Радостно толкутся они вокруг большого ящика с едой, специально сколоченного для них между деревьями.

Старики – хозяева кафе греются жаром печи в их комнате. Непричесанная седая служанка, цепляется ногами о пороги комнат, Длинный нос делает ее похожей на злую ведьму, соблазняющую детей, заблудившихся в лесу. Жизнь здесь, главным образом, ощутима летом, с приходом массы туристов, желающих на время покинуть серый город и выйти на зелень природы. Семьи занимают круглый стол под сенью сосен в саду. Мать достает из сумки толстые ломти хлеба и мешочек кофе, а неряшливая служанка кипятит воду в больших пузатых чайниках. Сейчас зима царствует в лесу, и красный кирпичный домик тоже в ее владении, и нет лучшего тайного уголка для влюбленных. Комната, которую снял Эмиль, заброшена и полна пыли, большая деревянная кровать посредине, покрытая грубым полотном. На тумбочке – большая эмалированная миска для умывания и чайник, носик которого зазубрился. Ко всему здесь давно не прикасались, и все как бы состарилось. Стоит Эдит спиной к комнате, лицом к лесу. Еще час ей надо ждать Эмиля. Размышления и колебания гнали ее из отчего дома в эту комнату, раздражающую нервы своей запущенностью. Игра в прятки по желанию Эмиля превращает ее любовь в постоянный испуг, и, если можно так сказать, искривляет всю ее жизнь. Из-за того неудачного визита в дом Леви, Эмиль ни за что не хочет его посетить вторично.

– Не подхожу я к твоим, а ты – к моим, – чистосердечно признался ей Эмиль.

Не помогли упреки Эдит и частые приглашения отца. Эдит просила привести ее в его дом, к матери, перед которой он преклонялся и много о ней рассказывал. Но, увидев смятение в его глазах, больше об этом не просила. И чужие комнаты, скамейки и темные углы были местами их любви – с обидами, боязнью и страхом завтрашнего дня. Она видела страх в глазах отца, и при виде этого страдающего взгляда, чувствовала, что ее счастье и любовь не уравновешивают эти страдания отца. И ей следует заняться им. Но тут же снова ощущала, что любовь ее сильна, и нет ей жизни без Эмиля. Мир ее и сердце ее разделились, и она стоит на грани между ними, обращается то в одну, то в другую сторону, но не находится ни здесь, ни там. Надо покончить с этими приютами любви, надо построить свой дом, с Эмилем или без него, но – дом. Она поговорит с ним, она не может больше выдерживать эту игру в прятки. Утром и днем – их колебания, вечером и ночью – их любовь. И так это продолжается день за днем.

Эдит застегивает пальто и следит за игрой птиц в саду. На стекло слетают гладкие скользкие льдинки. В доме – звуки шагов служанки, тянущей ноги. Вдруг Эдит срывается с места, убегает из дома, из этого пристанища: в лес. Бежит по белым тропам, к деревьям, чей шорох напоминает ей песенку расставания, которую напевал при ней Гейнц:

Она дошла до замерзшего ручья. Луг покрыт снегом. Сосны склонили ветви под тяжестью снега. Еще в детстве они сбегали сюда, она и Гейнц, на короткое время, из рук Фриды, от педантичных правил их каждодневной жизни. Здесь, среди дикой природы, которую человеческие руки еще не приручили к порядку и правилам поведения, была – свобода. Тянули зубами былинки диких трав, вслушивались в кваканье лягушек, погружали руки и ноги в мутные воды ручья. Только еще один раз коснулось ее чудное чувство безудержной свободы природы и жизни: это было в базарный день, между крестьянских телег в городке, когда она вгрызлась зубами в сочное яблоко, и рядом с ней хохотал Эмиль вольным крестьянским смехом. Сейчас же выпал снег и выбелил дикий ручей и тихий дом за каштанами. На ветках сосен сидят вороны, раскачиваются, ворошат крыльями, взлетают и несутся на площадь – шлифовать свои стеклянные глаза, охлаждающиеся о стекла теплых домов. На фоне сумрачного леса снег сверкает во много раз сильнее. Душа человека мерзнет в этой морозной белизне и требует немного тепла.