Наоми Френкель - Дикий цветок

Шлойме бормочет, извиняясь, что в такой скорбный час он пришел со своей радостью, но он просто не в себе от нахлынувшего на него счастья, несмотря на то, что скорбит вместе со всеми по Хаимке. По сути, Хаимке пал на той же войне, что и сын его Ники, на войне, которой все гордятся, и нет у Соломона никакой причины быть хмурым, ибо он, Шлойме, пришел говорить не о войне, а о жене своей Ханче. Ее проверил специалист в глазном отделении иерусалимской больницы «Хадаса», и пришел к заключению, что Ханче можно вернуть зрение. И теперь пусть только на секунду представит себе Соломон, что Ханче впервые увидит дочь Лиору, которую родила уже ослепнув, и внука, рыжего Боаза, похожего на него, деда Шлойме, как две капли воды. Он, Шлойме, не собирается изгнать из души общую скорбь личной радостью, но он просто сходит сума от избытка счастья. Просто невозможно поверить – есть еще чудеса в мире: «Соломон, пойми душу человека, радующегося и счастливого!»

Всегда Шлойме видел себя живущим жизнью общества, думал и чувствовал в понятиях общества, но в эту ночь он просто не в силах быть со всеми, несмотря на все усилия. Слепая Ханче откроет глаза, быть может, еще этой чудесной весной. Не чувствует ли Шлойме, что этой весной будут многодневные тяжелые хамсины. О чем ты говоришь, Соломон? Можно ли мне жаловаться на хамсины, если Ханче снова увидит цветы и птиц на деревьях. Ты ведь помнишь молодую, красивую Ханче, первого орнитолога во всей долине. Обходила все сады в поисках птиц, пока не наткнулась на кривое миндальное дерево в каком-то жалком арабском саду, укололась в глаза и ослепла. Теперь пришел конец долгим годам слепоты, конец нашим страданиям. Ты можешь понять, Соломон, душу человека, радующегося и счастливого?!

От повторения этих слов у Шлойме разрывается сердце. Утром и вечером, стояла слепая Ханче у окна, и пустые ее глаза были обращены к деревьям, откуда неслось пение птиц. Даже вслепую она определяла по этому пению птиц, которых не видела. Тысячи птичьих голосов хранились в ее памяти и сердце, но не все птицы были ей знакомы – «новые репатрианты» среди птиц, которых она в молодости не видела в пустынной, сухой и заброшенной тогда долине. Она прислушивалась, подняв голову, к поющим кронам деревьев, и спрашивала Шлойме, как зовут этих птиц. То же было и с цветами. Тысячи цветов расцветают в душе Ханче, но многие из них новые, которые раньше не цвели в долине, и она срезала их, ориентируясь по запаху, и спрашивала их имена у Шлойме, но он не знал многие из цветов. Она на ощупь дрожащими руками приближала цветок к носу мужа, и говорила с печалью, что поднести цветок к его носу все равно, что дать попробовать орех беззубому.

Сердце Шлойме больше не разрывается от сострадания и лицо Ханче больше не будет печальным. Несчастная снова увидит цветы и птиц этой весной и во все будущие вёсны, до ста двадцати. Что скажет Ханче, открыв глаза и увидев степь, которая уже не иссохшая степь, а цветущая зеленая долина? Когда он узнал, что есть шанс вернуть Ханче зрение, у него самого оно открылось на все, чего раньше не замечал. Какая красота, какое великолепие, какое сверкание во всем? Как это он раньше не видел всей этой красоты вокруг? Теперь он решительно настроен – изучить названия цветов и имена птиц, чтобы удивить Ханче своими познаниями. И Шлойме говорит изумленному Соломону: «Ты первый, которому я это рассказываю!»

Скорбящий Соломон стоит рядом с дрожащим от счастья Шлойме, и все еще молчит, глядя на его взволнованное лицо, но все же улыбается ему, как никогда не улыбался. Рука его ложится поверх руки Шлойме на собственном плече. В эту тяжкую ночь стоят два противника, чуть ли не обнимаясь, как друзья, и Соломон обращается к Богу: «Господи, Владыка мира, воистину Ты велик и всемогущ. Ты повелеваешь жизнью и смертью, счастьем и горем, радостью и печалью. Но и мы повелеваем, порой даже Тобой. Временами мы Тебя благословляем, временами проклинаем, временами соглашаемся с Тобой, и не раз ссоримся с Тобой. Сегодня мы молим Тебя: чудеса, которые Ты совершал для наших праотцев, соверши для Ханче. Господи, Владыка мира, затруднял я Тебя в эту ночь нелегкими вопросами и требованиями, и вот, еще одно: в какой мир откроются глаза Ханче? В последний раз она видела нас молодыми и красивыми, лица у всех были гладкими, а земля была сухой и морщинистой, сейчас же, как сказала Амалия, умница моя, сейчас земля гладка, а лица наши морщинисты. Но Элимелех, мудрейший из людей, сказал: важна не земля, а человек. Господи, Владыка мира, Ты собираешься открыть глаза Ханче. Ты, Бог слепых, мстящий нам за грехи наши, посылавший огонь на наши пальмы. Сейчас, когда пальмы выкорчеваны, продолжай посылать нам внутреннее пламя через Ханче, которая прозреет и увидит все наше печальное, морщинистое племя, сидящее на гладкой и прекрасной земле».