Шарль де Костер: Фламандские легенды

Когда же такой гуляка возвращался в свой дом, он не бил жену, как иные пьяницы, но без дальних слов заваливался рядом с ней в постель и тотчас засыпал мертвым сном, выделывая носом такие фиоритуры, какие впору выводить только круглому рылу – мессиру Борову.

Напрасно бедняжка жена пинала, щекотала и окликала спящего мужа, чтобы он рассказал ей сказочку повеселее: с таким же успехом она могла бы черпать решетом воду.

Мужья просыпались лишь с пением петухов и бывали с утра до того сердиты и ворчливы, что ни одна жена (я говорю о тех, что не засыпали от усталости) не смела вымолвить ни словечка, даже в час трапезы. И виною всему были злокозненные чары толстощекого дьявола. Все женщины впали в глубокую печаль и говорили друг дружке, что если так пойдет и дальше, то угаснет порода укклейцев, а это было бы очень прискорбно.

Так вот женщины между собой порешили спасти общину и, дабы преуспеть в этом деле, собрались, пока их мужья бражничали у Питера Ганса, в доме госпожи Зиске – рослой толстухи с зычным голосом и щетиною на подбородке, вдовы пяти или семи мужей – точно не скажу, сколько их было: боюсь как бы не соврать.

Из презрения к своим мужьям-пьяницам женщины тут утоляли жажду только чистой колодезной водой.

Когда все расселись, молодые здесь, старые там, безобразные посреди старых, госпожа Зиске первой стала держать речь и объявила, что надо тотчас же пойти в «Охотничий рог» и так отлупить всех пьянчуг, чтобы целую неделю на них живого места не было.

Старые и безобразные выразили одобрение этим словам, пустив в ход руки, ноги, рты и носы. Поднялся великий галдеж, можете мне поверить.

Но молодые и красивые были немы, как рыбы, кроме одной – свеженькой, миленькой, пригожей девушки по имени Вантье, которая, залившись краской, очень скромно сказала, что негоже бить славных мужчин, а лучше постараться наставить их на путь истинный лаской и шутками.

На что отвечала госпожа Зиске:

– Крошка, ты ничего не понимаешь в мужчинах, ведь ты девица, как я полагаю! А я-то умела держать в руках всех своих мужей, – только не лаской и шутками, уверяю тебя! Все они, голубчики, померли, царство им небесное! – однако я отлично их помню и не забыла, как при малейшей провинности моя палка плясала у них на спине, внушая им послушание. Никто из них не смел ни попить, ни поесть, ни чихнуть, ни зевнуть, не получив на то у меня разрешения. Маленький Иов Зиске, последний мой муж, вместо меня хозяйничал на кухне. И очень недурно стряпал, бедняга. Но прежде чем обучить его, да и всех остальных тоже, мне частенько приходилось пускать в ход кулаки. Так вот, крошка, оставим ласки и шутки, они немногого стоят, уверяю тебя! Пойдемте-ка лучше наломаем зеленых веток на палки, – это нам недолго, на дворе ведь весна, – отправимся в «Охотничий рог» и вздуем как следует наших вероломных мужей.

Тут старые и безобразные опять давай бушевать и вопить во всю мочь:

– Так их, поделом этаким пьяницам! Бить их надо, вешать их надо!

– Вот уж нет! – сказала Вантье, а с ней заодно молодые и красивые, – уж лучше бы они нас побили.

– Гляньте на этих дур, – завизжали старухи, – гляньте на этих дур безмозглых! Нет в них нисколечко, ни на грош гордости. Ладно! Позволяйте измываться над собою, кроткие овечки! Мы вместо вас отомстим этим пьяницам за унижение женского достоинства.

– Покуда мы здесь, вы не сделаете этого, – отвечали молодые.

– Нет, сделаем, – вопили старухи.

Тут вдруг одна молодая и веселая бабенка покатилась со смеху:

– А знаете, – сказала она, – с чего эти старые ведьмы вдруг так разъярились и жаждут мести? Из чистого бахвальства. Они хотят нас уверить, будто их хрипуны-мужья еще могут им петь свои песни.

При этих словах лагерь старых грязнух так всполошился, что несколько из них вмиг умерли от злости. А другие изломали свои скамеечки и кинулись убивать молодых, которые только смеялись над ними (и приятная же это была музыка – их свежие задорные голоса), но госпожа Зиске остановила старух, сказав, что у нее в доме собрались для совета, а не для смертоубийства.

Возобновив беседу, женщины тараторили, трещали, орали, пока не пришла пора гасить огни, и разошлись так и не приняв решения, ибо у них не хватило времени наговориться досыта.

И в этом женском собрании было сказано свыше 577 849 002 слов, в коих содержалось не больше здравого смысла, чем старого вина в лягушачьем садке.