Шарль де Костер: Фламандские легенды

– Я тоже слыхивал об этом сотни раз, – подтвердил Бласкак.

И, усевшись на траве, они начали уплетать вкусную гентскую колбасу, которой запасся Питер Ганс в предвидении, что они проголодаются в дороге.

– Эй-эй, – спохватился он, – надо прочитать Benedicite, [3]мой друг! Тогда-то, может быть, нас и не станут поджаривать на вечном огне. Ведь этим мясом мы обязаны господу богу; да сохранит он в нас навеки святую веру в него!

– Аминь! – произнес Бласкак. – Но, кум, теперь мы должны вместе разбить эту поганую статую.

– Ох-ох! кому не приходится стеречь овец, тот не боится волков. Тебе легко сказать – разбить этого дьявола.

– Это было бы весьма похвальным поступком.

– А как он снова повадится ко мне каждую ночь да будет жалобно выть: «Дайте промочить горло, дайте промочить горло!» И если он обозлится на меня и напустит порчу на мое пиво и вино, и я стану нищим, как Иов? Ну уж нет, лучше послушаться совета кухмистера!

– А что если священник дознается про статую и нас обоих притянут к суду и сожгут на костре, как еретиков и идолопоклонников?

– Ай, того и гляди, милостивый господь и нечестивый станут биться за нас, горемычных, и останется от нас мокрое место, ох-ох-ох! – застонал Ганс.

– Слушай, – молвил Бласкак, – пойдем-ка прямиком к добрым отцам и расскажем им все безо всякого вранья.

– Ох-ох! нас сожгут, кум, сожгут без промедления.

– Я думаю, у нас есть способ вывернуться из беды.

– Нет такого способа, мой друг, нет такого способа, и нас сожгут! Я уже чувствую, как меня поджаривают и слева и справа.

– А я нашел такой способ, – сказал Бласкак.

– Нет такого способа, мой друг, нет никакого способа, и нам остается лишь уповать на милосердие добрых отцов. А ты не видишь, не идет ли сюда кто с сумою?

– Не вижу.

– Если увидишь, надо будет отдать ему всю нашу колбасу, – а благодарственную молитву мы прочитали? – и весь хлеб, что у нас с собой. И почтительнейше пригласить его в дом сначала откушать жареного барашка, а потом вволю запить его старым вином. У меня вина совсем немного, но я ничего не пожалею, поставлю на стол все, что у меня есть. Ты не видишь, не идет ли кто сюда с сумою?

– Не вижу, – сказал Бласкак, – но насторожи свои заячьи уши! Я дам тебе хороший совет, я добра желаю тебе, плакса! Мы должны послушаться совета кухмистера наполовину, только наполовину, понятно тебе? Выставить напоказ эту статую в зале для гостей было бы дерзким идолопоклонством.

– Ах-ах! Черт побери, да ты прав!

– Так вот, мы поместим статую в нишу, закроем ее со всех сторон и проделаем наверху лишь дырочку, чтобы можно было дышать; в нишу мы поставим бочонок пива и попросим дьявола не слишком уж налегать на него. Таким образом он будет все равно находиться в большой трактирной зале и, конечно, станет вести себя смирно: ведь он сможет услаждаться песнями пьяниц, звяканьем кружек и звоном бутылок.

– Нет, – ответил Ганс, – нет, мы должны во всем послушаться кухмистера, он лучше нашего понимает в дьяволах; а дьявола надо постараться как следует ублажить в меру наших скромных достатков. Но все-таки, я думаю, нас с тобой сожгут когда-нибудь, ох-ох!

Придя в «Охотничий рог», два друга вытащили из подвала толстощекого дьявола и с великим почтением водрузили его на высокий ларь в зале для гостей.

Назавтра к Питеру Гансу явились почти все мужчины Уккле: они собрались по случаю того, что в этот день были проданы с публичных торгов две отлично откормленные лошади покойного общинного старшины Якоба Налтьенса. Сын его не захотел их держать, говоря, что хороший хозяин и пешком не отстанет.

Укклейцы во все глаза глядели на толстощекого малыша, сидящего на ларе, и очень развеселились, когда Бласкак объявил им, что его зовут господином Толстая морда и посему надлежит немедленно учредить в его честь смеха ради потешное братство.

Все охотно согласились и сообща порешили, что не бывать в этом братстве тому, кто не успеет при посвящении выпить двадцать четыре громадных кружки пива, пока не влепят двенадцать ударов по брюху самому толстопузому из всей честной компании.

Каждый вечер они собирались в «Охотничьем роге» и пили там вдосталь, уж можете поверить.

Самое удивительное, что, несмотря на это, они день-деньской усердно трудились, всяк на своем месте: кто в мастерской, кто в поле, и все были ими довольны. Только не женщины: ибо, не обращая на них ни малейшего внимания, все мужья и женихи отправлялись под вечер в «Охотничий рог» и оставались там, покуда в Уккле не тушили огни.