Штефан Георге: Альгабал (сборник)

Хвастая богатством одеяний
Не узнаете – таится под ногами
Царство что его одно лишь манит
Больше чем восходы с берегами.

Он дворы с домами заклинает
Восставать под чьими-то шагами
Гроты драгоценные являет
Клады во хмелю и под холмами.

Вот каменья словно в вечных зимах —
Эти ж из руды горят лучами
Стекленеют и стекают мимо
Падая подземными свечами.

Самоцветы в штольнях – словно нити
В красные карбункулы продеты
И гранаты тянутся в граните
Оцветая ниже в розоцветы.

Словно в гаванях в морях зеленых
Лодки коим весла без нужды —
Знают как буравить эти волны
И открытые драконьи рты.

Свету он приказывал дождинке
Указанья отдавал рукой —
Но лишь возвышающей новинке
Радовался царственно порой.

В зале желтого сиянья небосклон —
Плоский купол и над ним царит
Солнце – солнце сыплет из корон
Вниз в топазах ядра-янтари.

– Городов и стран трофеи в ряд —
Отраженья вяжут кружева
И на позолоте лат горят —
У земли простерта шкура льва.

Он один кто не ослепнув зрит
Славу мира где венец и трон —
В урнах без числа как дар горит
Ладан: амбра фимиам цитрон.

Бледные цветы цветут в покоях смежных
Лоск на лепестках – сияния река —
Выбеленных шкур подножие и нежно
На стеклянной крыше тают облака.

И под матовыми стенами из кедра
Тридцать птиц – павлинов хоровод —
Кажется как в светлом шевеленьи ветра
Шлейф их серебрится словно лед.

Чтоб лучилось тонкое убранство залы:
Обнимает кость сверкающий металл —
Алебастру вторят млечные опалы —
Светит там и здесь алмаз-кристалл.

Жемчуг! дар сокрытых мест еще
Что катать вы любите без дела
Надлежит в прохладе жадных щек
Бдеть его таинственное тело.

Шар-андродамант там был лучистый —
В детстве царь играл с ним – ныне днем
Там бывало что немой и чистый
Плача палец он держал на нем.

Я сад возвел – ему чужда нужда
Согреться солнцем воздухом дышать
И омертвелых птиц в нем никогда
Сиятельной весне не воскрешать.

Стволы и ветви – всё в нем из угля —
Кулиги мрачные в пригорках спят
Плоды – к себе не тянет их земля —
Ряд кипарисов лавою кропят.

Через пещеры реет серый свет:
В нем времени никто не разберет —
Над клумбами колышется хребет
Смесь пыли и смолы во мгле плывет.

Как я взрастил тебя в святыне сей
– Так вопрошал я и в саду бродил
Среди тревожной пряжи из ветвей —
Цветок свой черный я ли посадил?

Когда свеченье на зубцах фасадных
Прольет неспешно медная заря
Ждут голуби идущего царя
В базальтовых дворах еще прохладных.

Он носит вместо царственной порфиры
Лазурные сирийские шелка —
Вольна от украшений лишь рука —
На нем повсюду сарты и сапфиры.

Он белый палец протянул – качнулся
Златой лоток – просыпалось зерно —
Рабу-лидийцу было суждено
Здесь проходить – и он в поклон согнулся.

И в страхе птицы с площади дворовой
Вспорхнули «виноват я и умру»
Кинжал воткнулся в грудь открыв игру
Кровавой лужи с зеленью ковровой.

И усмехнулся повелитель стыло..
И в тот же день граверам приказал
Чтоб на вечернего вина бокал
Насечено Лидийца имя было.

На востоке видишь храм:
В полоумии чудес
Иноземцам даст и нам
Примиренье Зевс Небес.

В соблазнительных туниках
Открывают пляс метисы.
Мальчик выйдет вялоликий
Сыпать мертвые нарциссы —
Листья пальмы оборвали
И маслин зеленых чтоб
С них скатать удобный валик
Для жреца почтенных стоп!

У порога стой где идол
Может снять свои вуали —
Тот кто образ этот видел
Его губы не устали
У священного порога
Перед идолом твердить:
Бога он двойник и бога
Молит «брату здесь не быть»