Лев Разгон - Шестая станция

Два дня прожил Миша в монастырских стенах Ладожского детского дома, и эти два дня запомнились Андрею навсегда. Начать с того, что он, еще один мальчик, которого звали Иваном, и Миша Дайлер, они втроем сделали самый настоящий радиоприемник. Это было самое настоящее чудо!

Из обыкновенной фанеры они сбили маленький ящик, провернули в нем несколько дырок, выкрасили черной краской и положили сушиться. Потом они начали строить хитрые внутренности для этого ящика. Из толстой бумаги вырезали листочки и обклеивали их серебряной бумагой, что бывает в конфетах и шоколаде. Они прилаживали эти бумажки к металлической палочке, бумажки заходили одна за другую — это называлось конденсатором переменной емкости… Потом они делали сложную штуку, которая называлась катушкой самоиндукции. На пустую катушку от ниток моталась тихонько и аккуратно тонюсенькая проволока. И не просто моталась, а надо было считать каждый виток, и считал Андрей, а Миша только проверял. Потом они делали детектор: на свечке расплавляли какой-то металл, налили его в крохотуленькую чашечку и осторожно положили в расплавленный металл камешек — назывался он кристаллом. Подвижной рычажок со стальной пружинкой ощупывал этот кристалл, и от этого зависело: услышат ли они что-нибудь или нет…

Много еще было всякой работы в эти два дня. На крыше ставили высокие палки и крепили к ней антенну — такой медный сплетенный провод на изоляторах; потом тянули проволок;, к старому колодцу — это называлось заземлением… В эти дни Андрей с Иваном бегали только в столовую. А от всего другого — от уборки комнат и двора, от санитарных бесед и всякого другого, из чего состоит жизнь детдомовцев, — они были освобождены. И в комнату, где они втроем занимались, заходила только Зоя Сергеевна и молча, как всегда, смотрела, как Андрей на примусе варит столярный клей, как он коловоротом дырки крутит… А Миша все самое трудное поручал ему, Андрею, и только приговаривал:

— Смотри и запоминай! Ты у меня будешь в радиокружке первый помощник и заместитель… А потом и сам станешь руководителем! Только, брат, для этого тебе еще надо научиться читать. Ну, да за зиму ты этому делу научишься, а весной мы будем мастерить не простой приемник, а настоящий супергетеродин, да еще ламповый… Во!

А когда все было готово, когда на столе стоял блестящий черный ящичек, поблескивая медными винтиками, шурупами, клеммами, эбонитовыми ручками, Миша надел Андрею на голову наушник и серьезно, без улыбки, сказал:

— Ну, Андрюха, готов твой первый приемник. И ты его должен первым опробовать. Делай, как я тебя учил. Вот этой ручкой крути вправо, а детектором ищи в кристалле самое чувствительное место…

И Андрей — один, сам по себе! — начал крутить ручку конденсатора, правой рукой тыкать проволочкой в кристалл детектора. И он услышал в наушнике потрескивание, шумы и всплески, а потом из этого странного и далекого шума выплыла плавная и грустная мелодия…

Андрей поднял к Мише счастливое свое лицо, и тогда в первый раз рассмеялась тихим и серебряным смехом Зоя Сергеевна…

— Вот, брат, как у нас!.. — Миша даже прищелкнул пальцами. — Только ты помни, что это все пустяки! Как научишься сам придумывать приемники — вот тогда да, станешь мастером! Ну, до этого еще далековато. Однако первый шаг сделан. Так как, Шаляпин, останешься здесь или же утекешь? Если останешься, пойдем дальше…

— Останусь… — тихо сказал Андрей, вслушиваясь в музыку, ожидая, что вот-вот вступит тот самый необыкновенный, за душу берущий голос…

— …А Цехновский был провокатором. Ну, это значит, что он передался дефензиве — у поляков так охранка называется, как у нас при царе жандармы… И стал передавать дефензиве все, что коммунисты и комсомольцы делают, где собираются, какие листовки печатают…

— А зачем он это делал?

Вожатый Миша Куканов посмотрел в ясные и встревоженные глаза Шурки Магницкого. Всегда этот Шурка задавал вопросы, на которые так трудно отвечать… Ну зачем рабочий парень — а этот Цехновский, видно, тоже был рабочим, — зачем он стал предавать товарищей, стал иудой, негодяем, зачем?

Мише трудно было ответить пионеру, ему это самому было непонятно…

— За деньги, наверно. Кто деньги любит, тот всегда готов стать предателем. Вот и Цехновский этот стал таким. И всех своих товарищей — комсомольцев, значит, — предал… А у революционеров есть свои законы. И по этим законам — предателю смерть! Собрались комсомольцы…