Александр Власов - О вас, ребята

— Тикай! Тикай!

Но бежать уже было поздно: за углом слышался топот ног. Лучи фонариков жадно шарили по траве. Разведчик ухватился за забор, простонал от резкой боли в спине, но все же сумел перебросить туловище и ноги на другую сторону. Мешком плюхнулся он на землю в какие-то колючие заросли и выставил вперед автомат, зная, что настали последние минуты жизни.

Когда гитлеровцы появились из-за угла, свет их фонариков выхватил из темноты одинокого мальчонку. Он сидел на корточках под забором и растирал шею, только что освободившуюся от стальных пальцев Смолякова.

Паренька окружили. Он крутил головой и ничего не отвечал на яростные выкрики солдат, пока один из них не спросил по-русски:

— Ты бегал с дороги?

— Я-а…

— Что делал, русский свинья?.. Расстреляем! Приказ знал? Ночью только дом! На улицу — ни шаг!

Мальчишка встал во весь рост и, ослепленный фонарями, прикрыл глаза рукой.

— Чей? Откуда? — продолжал допрашивать солдат.

Другой сказал по-немецки:

— Похож на сына Стоедова… Спроси!

— Ты сын Стоедова?

Мальчишка оживился. Он знал, что у Стоедова — местного полицая, у которого жил лейтенант Мюллер, есть сын.

— Ага! — ответил мальчишка. — Сын…

— Что делал по ночам на дороге?

— Бегал за самогоном — батя послал! — лихо соврал мальчишка и добавил для верности: — Лейтенант Мюллер приказал! Только я не успел дойти до тетки Марьи — вас испугался… Побежал назад, а вы с автоматов — тр-р-р!

Все это было вполне правдоподобно. Солдаты знали и самогонщицу тетку Марью, и Мюллера. Наругавшись досыта, гитлеровцы вернулись на дорогу — проверять проходившие по деревне машины. А мальчишка долго стоял под забором, а потом повернулся и шепнул в дырку между досок:

— Дядь! Ты еще там?

Смоляков ответил не сразу. Привыкший принимать молниеносные решения, разведчик на этот раз не знал, как поступить. Он слышал весь разговор мальчугана с гитлеровцами, даже видел солдат сквозь заросли и неплотно пригнанные доски забора. Смоляков понимал, что своим спасением обязан мальчишке, который случайно попался ему на дороге. И все-таки он не торопился с ответом: мальчишка-то — сын полицая!

— Дядь! — снова услышал Смоляков тихий голос. — Не бойся: ушли они… А про меня не думай! Врал я все! Никакой я не сын Стоедова! Я Васька Прохоров. А батю у меня еще в сорок первом на фронте убили… Слышишь?

И была в этом тихом голосе такая подкупающая правда, что разведчик без колебаний поверил Васе.

— Слышу! — отозвался он. — Лезь сюда!

Когда Вася осторожно перелез через забор и мягко, без единого шороха прилег в зарослях рядом со Смоляковым, разведчик обхватил его за плечи, стиснул крепко и сказал:

— Спасибо, — выручил ты меня! Еще бы минута… Ты деревню хорошо знаешь?

— Всю жизнь тут прожил!

— А вокруг?

— Что вокруг?

— Ну, леса, болота, тропки — знаешь?

— С закрытыми глазами куда хоть пойду! Хоть ночью… Мне темнота нипочем!

— Тогда вот что — подумай-ка, куда мне схорониться, да так, чтобы ни одна душа… Понимаешь?

Вася вскочил.

— Пошли!

Смоляков дернул его за рукав.

— Постой! Ты расскажи — куда? Потом еще одно дело… Держи бинт… Перевяжи — пуля задела.

Вася притронулся к спине разведчика и почувствовал мокрую гимнастерку.

— В крови все! — испуганно шепнул он.

— Ничего… Кости, кажется, целы… Царапнуло по самым лопаткам… Давай — бинтуй! Бинтуй и объясняй, где надежное место.

Нащупав в темноте вспухшую кровоточащую борозду — след пули, пронизавшей мускулы спины, Вася стал накладывать бинт.

Прикусив губы от боли, разведчик повторил:

— Объясняй, объясняй!..

— Я тебя в Короб сведу — там и с ищейкой не сыщут! Кивун и Сотенная ближе, но они неглубокие. А Короб никто до конца не знает. В седьмом «кармане» только я да Ерема бывал.

Смолякову показалось, что от потери крови у него помутилось в голове. Он спросил:

— Это я брежу или ты чушь городишь? Что за коробы и карманы?

— Это пещеры, а не чушь! — обиделся Вася. — Я в них двести разведчиков запрячу, а тебя одного — и подавно!

— Откуда ты взял, что я разведчик?

— Не маленький! — недовольно проворчал Вася. — В деревне всю роту по тревоге подняли — тебя ищут!..

Как они очутились в седьмом «кармане», Смоляков помнил смутно. Сначала ползли какими-то бесконечными оврагами, потом шли по лесу. Спину нестерпимо жгло. Ноги были непослушные — ватные. В ушах шумело. А сознание то исчезало — и тогда разведчик двигался в полуобморочном состоянии, то прояснялось на мгновенье — и Смоляков ощущал под своей рукой острое плечо Васи.