Макар Последович - Магистральный канал

— Рельсы я не засчитываю, — ответил Петька, поглядывая не несет ли еще кто-нибудь железа.

— Что-о, кусок рельса? — живо переспросил, услышав этот разговор, Устин Бращик. — Почему ж ты не взял? Нам такой профиль как раз требуется для сноповязалки. У кого ты этот кусок видел?

Мечик уже не слушал. Он не мог спокойно стоять и разговаривать, если впереди числился Ленька, который и по болоту пройти не может, чтоб не выкупаться по шею в грязи!

Еще вчера ребята дали ему как следует за его нерасторопность и за донос на Геньку и на него, Мечика, а сегодня этот растяпа выскочил на первое место! Вечером его фамилия будет красоваться на самом видном месте в стенной газете. Еще, чего доброго, упомянут Ленькино имя и в центральной печати!

И Мечик носился со двора во двор и кричал:

— Железо на лопаты! Сдавайте железо на лопаты!

Занятые новой ответственной работой, ребята совсем позабыли и про старика Брыля и про его орла.

Из всего населения Зеленого Берега только один человек вел себя довольно беззаботно и спокойно в эти горячие дни. Как и раньше, он лениво похаживал по улице, а то шел на речку и там, оставшись в одних трусах, полеживал на теплом песке косы.

— Что, Дема, отдыхаем? — спросил у него однажды Захар Петрович, который завернул на луг посмотреть, как растет трава. — Переработал, говоришь, умаялся?

— Умаялся, — мрачно пробормотал Чижик и стал рассматривать двух голубей, вытатуированных на своей здоровенной груди.

— Ну что ж, отдыхай. Я сам люблю полежать после трудов праведных. Будь здоров, браток!

В голосе Захара Петровича слышалась такая ядовитая насмешка, что Чижик сморщился и отвернулся.

Когда-то Чижик был недолгое время председателем колхоза «Зеленый Берег». Неожиданное повышение вскружило ему голову. Он страшно заважничал и загордился. Если раньше он не пропускал ни одного общего собрания, чтобы не выступить с грозной обличительной речью, то теперь Чижик любое критическое замечание рассматривал как подрыв своего авторитета. Занятый одной-единственной мыслью — как бы только удержаться на председательском посту, — он беспощадно и грубо зажимал всякую инициативу рядовых колхозников, подавлял малейшее проявление самостоятельности. Вместо того чтобы самому пойти в бригаду, в поле, он приказывал бригадирам являться в канцелярию даже в самые горячие дни и здесь, в окружении своих подпевал, нещадно издевался над человеком за малейшую ошибку или недосмотр. А подхалимы и собутыльники, не занятые никакой работой, собирали повсюду сплетни и доносили председателю, кто и что о нем говорит. И всю свою энергию Чижик направлял не на борьбу за повышение колхозного производства, а изо всех сил старался мстить тем, кто критически отзывался о его деятельности.

Пасечника Михала, который с утра до вечера не уходил с пасеки и ежегодно удваивал число пчелиных семей, обошли при распределении премий. О нем никто и не вспомнил. Алеся Варивончик добилась на своей ферме десятитысячной чистой прибыли, но ей также не выдали премии. Премии получили болтуны и подхалимы Чижика. Известно, что находятся и такие люди, которые готовы из кожи лезть, чтобы подольститься к начальству. Вместо того чтобы повышать урожай, они занялись доносами и восхвалением председателя.

Но слава, добытая пустозвонством, а не честной и упорной работой, как известно, не бывает долговечной. И как легонько попал Чижик на ответственную и почетную должность, так же легонько с нее и слетел. Люди очень скоро увидели, что Чижик больше всего думает о своей шкуре. В райком партии полетели заявления. Приехал инструктор, приехал председатель райисполкома. На собрании колхозники потребовали возвращения Захара Петровича.

На другой же день после передачи дел Захару Петровичу Чижик набил синий фанерный чемоданчик салом и уехал неизвестно куда. Около года о нем не было ни слуху ни духу, даже жена не знала, куда девался ее спесивый муж. Потом пронесся слух, что Чижика будто бы видели в Харькове, где он работал на тракторном заводе. Через месяц он оказался на новом месте — на Кузнецком металлургическом комбинате. Еще через месяц его встретили на Свердловском заводе тяжелого машиностроения. Не прошло и двух недель, как его нашли пьяного и перевалявшегося в глине возле Мозыря. Там он, забравшись каким-то образом на один островок, полез в драку с припятскими сплавщиками. Здоровенные плотогоны быстро успокоили задиру и, бросив на дно дуба [2] Дубом называют на Припяти лодку. , доставили буяна в городскую милицию.