Макар Последович - Магистральный канал

Захар Петрович наконец нашел нужную бумагу. И сразу же после этого заговорил напрямик:

— Что мы им пообещаем? Мы им пообещаем интересную экскурсию в пущу. Ведь пуща их как магнитом тянет. Первобытная лесная глушь. Бобры, с их сказочной дамбой… Дед Брыль, который ловит этих бобров живыми. Романтичные шляпы участников экспедиции, и огромные обросшие седым мхом деревья. Настоящий, не бутафорский костер на лесной поляне!.. Да тут и мне, старому человеку, будет очень интересно. Особенно когда дед Брыль расскажет свою очередную байку… Но ребята должны выполнить перед этим одну очень важную работу… У нас не хватает лопат. И ребята должны нам помочь собрать железный лом, чтобы сделать из него приблизительно сто пятьдесят — двести штук. Вы, товарищи, представить себе не можете, какое это серьезное дело и для нас и для детей. Вот и все.

Ребята не были ни на правлении, ни на общеколхозном собрании, где говорилось о грандиозной работе. Но каждый встречный человек знал, почему так рано встали сегодня пионеры.

Имена Кардымана и Бруя повторялись в каждом доме. Когда Генька и Мечик шли по улице, они слышали, что говорили и про них, ребят, которым поручено важное дело.

Было то время, когда женщины, подоив и выпроводив коров со двора, готовили завтрак. Легкий голубой дымок подымался почти из каждой трубы в высокое небо. Сотни стремительных ласточек носились в воздухе на своих упругих крыльях. С птицефермы доносилось кудахтанье кур. Нагрузив воз серебристыми бидонами, ехал от коровника в молочную длинный и угрюмый Максим Резак. Тонкие, заостренные на концах рыжие усы Резака непрерывно шевелились, словно он что-то жевал. Возле колодца возница остановился и сказал женщинам, которые брали воду:

— Про нас сегодня и в столице говорят. Слыхал, по радио передавали.

Сказал и, не ожидая, какое впечатление произведет это известие, зачмокал на своего маленького солового конька, единственной обязанностью которого было возить молоко.

— Слыхали, слыхали, — затараторила вслед Резаку одна из женщин. — А ты вместо этого котенка сам бы запрягся. А то расселся, как пан…

Чем дальше ребята шли по улице, тем больше овладевала Мечиком какая-то нетерпеливость. Какие-то назойливые мысли не давали мальчишке покоя. Наконец он не выдержал:

— Давай, Генька, и мы напишем обращение. Взялись, мол, собирать железный лом, того и вам желаем… На сто пятьдесят заступов. Вызываем, значит, на социалистическое соревнование… Как ты смотришь на это дело?

— Для чего вызывать?

— Чтоб узнали про нас! — чистосердечно признался Мечик. — В газетах часто упоминают то председателя, то бригадира, то других стахановцев. А нас, пионеров, еще ни разу не вспомнили. И никто не знает, что в таком известном колхозе есть вот такие славные хлопцы, как мы с тобой!

Генька даже рот раскрыл от удивления. Его приятель вдруг предстал перед ним в совершенно ином свете. Чужая слава не давала покоя Мечику!

Они хотели начать с самой крайней хаты, но не смогли этого сделать. Крайней была хатенка сторожа, и на дверях по-прежнему висел замок! Деда Брыля не было дома и сегодня!

Генька многозначительно взглянул на приятеля.

— Нету?

— Нет.

— А что нам сказал председатель?

— Председатель сказал, что дед Брыль ни к каким разбойникам не ушел, что он, как и раньше, сторожит колхозное добро…

— А ты старика видел где-нибудь?

— Его уже третий день нигде не видно, — признался Мечик.

Генька уже стоял возле хлевушка и сквозь щелку в дверях заглядывал в темноту постройки. Мечик тоже прилип к двери.

— Ты ничего не видишь? — горячо прошептал Генька.

— Не-е-ет…

— Я тоже не вижу.

Они постояли около дверей еще минут пять и вышли на улицу.

Отсюда было слышно, как где-то в центре деревни звенело железо. Остальные ребята, наверно, уже кое-что нашли и выполнили какой-то процент плана.

— Знаешь что, Генька? — вдруг начал Мечик. — Давай я возьму эту сторону улицы, а ты иди по другой. А то получится, что мы вдвоем будем делать одну и ту же работу.

Генька согласился, и они разошлись.

Хата, в которую завернул Генька, принадлежала Ивану Сороке, низкорослому жилистому человеку. До тысяча девятьсот тридцать восьмого года Иван Сорока крутился как белка в колесе. Не было такого заседания правления, на котором не разбиралось бы его заявление «оказать ему некоторую материальную помощь». В деревне тогда даже распространилась такая шутка: если кто спрашивал, что будет разбираться на заседании правления, ему отвечали: «Иван Сорока».