Грегори Хьюз: Луна с неба

Бродвей — одна из лучших улиц Виннипега. По всей ее длине одно время стояли статуи белых медведей в натуральную величину. Там были медведь с ангельскими крыльями, медведь на мотоцикле и медведь, читающий книгу. Был медведь, раскрашенный под северное сияние, и медведь, на боках которого цвели прерии. Проект назывался «Медведи на Бродвее», и это было здорово. В Виннипеге любят устраивать всякие художественные выставки. Крыса подходила к каждому медведю по очереди и прижималась к нему острым ухом, желая узнать, добрый ли у него дух. Конечно, дух у них у всех был добрым, потому что статуи поставили для сбора денег на лечение раковых больных. Но Крыса все равно послушала всех медведей до одного.

Когда мы вернулись домой, Крыса поскакала наверх, а я пошел в кухню к папе. Вид у него был очень грустный — с папой иногда такое случается.

— Все нормально, пап?

Он взглянул на меня и попробовал улыбнуться:

— Есть хочешь, Боб?

— Все нормально? — повторил я.

— Конечно, сынок. Я просто задумался. Иди позови сестру обедать.

Я не знал, отчего папа такой грустный, а он никогда не рассказывал. Я только знал, что его что-то гложет, и поэтому он пьет, чтобы заглушить боль. Я крикнул Крысе, что обед готов. Все-таки у Крысы была одна полезная черта — она всегда могла развеселить папу. Мы съели сэндвичи с ветчиной и помидорами, запили горячим чаем и вышли из дома под жаркое полуденное солнце. Папа сел на крыльце со стаканом и бутылкой. Крыса заслонила глаза и всмотрелась в горизонт:

— Пап, к нам идет Гарольд.

Отец уже поднес стакан к губам, но, услышав это, опустил руку:

— Ох… Извини, Мари-Клэр.

— Ничего, пап.

Папа перелил виски обратно в бутылку:

— Пойду сделаю вам лимонада.

Гарольдом звали ухажера Крысы, милейшего паренька. У него были какие-то проблемы с ногами. Бедняга перенес не одну операцию и все равно не мог передвигаться без костылей. Но старина Гарольд никогда не жаловался на свои ноги, да и вообще ни на что.

Он жил в маленьком домике по другую сторону железнодорожных путей с матерью, женщиной стойкой и несгибаемой. У нее не было ничего, но она ни от кого не принимала помощи.

«Ты сможешь стать в жизни кем захочешь, Гарольд, — уверяла она сына. — И уж я потолкую со всяким, кто посмеет утверждать обратное!» Но про Гарольда не говорили ничего дурного. Он всем нравился.

Я помню, как отец Гарольда уезжал из Виннипега на заработки. Гарольд с матерью провожали его до вокзала. Он должен был вернуться через две недели, но прошло уже два года, а дома его больше не видели. Крыса убедила Красный Крест, что Гарольду нужен водитель, а Гарольд увлекся трейнспоттингом — он часами сидел у железной дороги, смотрел на поезда и записывал номера проходящих локомотивов. Крыса говорила, что он надеется увидеть отца, едущего домой, просто не рассказывает об этом.

Крыса села в кресло-качалку, углубилась в чтение журнала и не поднимала глаз, пока запыхавшийся Гарольд не подошел к крыльцу.

— Привет, Гарольд, — сказала она, как будто только что его увидела.

— Привет, Мари-Клэр. Привет, Боб.

Какая бы ни стояла жара, Гарольд был одет в чистую рубашку с галстуком, а волосы у него всегда были аккуратно расчесаны на косой пробор. Я больше не встречал таких опрятных ребят.

— Посиди со мной, Гарольд.

Гарольд с трудом поднялся по ступенькам и осторожно присел в кресло-качалку рядом с Крысой. Устроившись, он отложил костыли — так, чтобы они оставались под рукой.

— Как дела? — спросила Крыса, передавая ему стакан лимонада.

— Хорошо, спасибо.

Однако было ясно как белый день, что дела у Гарольда неважные — пешая прогулка вымотала его до предела, аж пот катился градом. Крыса положила руку ему на плечо:

— Отдохни, Гарольд. Пройдет.

Она принесла из ванной влажное полотенце и вытерла ему лицо. Вообще Крыса редко помогала Гарольду. Даже в школе он иногда с трудом поднимался со стула, уступая ей место, и она всегда садилась. Сначала я думал, что с ее стороны это просто низко. Но Крыса объяснила мне, что все наоборот. Гарольд очень хотел, чтобы к нему относились как к обычному парню, который без труда сможет обежать кругом квартал. Так она и поступала.

— Может, ослабишь галстук?

— Не надо, все хорошо.

— Как же с тобой иногда сложно! — воскликнула Крыса, сама развязала ему галстук и расстегнула верхнюю пуговицу рубашки.

Гарольд не любил, чтобы ему помогали. Но всегда улыбался, когда его подружка проявляла заботу.