Кузьма Чорный - Настенька

— Ой, девочки!

И громко заплакала, и побежала во весь дух домой. За железнодорожной будкой на переезде она услышала хохот и, оглянувшись, увидела высунувшихся из-за стены Сержа и Мишку. Прибежав домой, она пожаловалась дедушке, дедушка попросил бумагу и карандаш и, лёжа в постели, стал писать записку директору школы.

Настя попросила у соседей керосина и сварила на примусе суп. Они с дедом пообедали. Настя взяла новую посуду и, оглядываясь по сторонам, чтобы не столкнуться с Сержем, принесла из магазина керосин, потом сделала уроки и пила с дедушкой чай. Дедушка сказал, что ему стало лучше, болезнь, наверное, проходит, и тихим голосом рассказал Насте, что за несколько дней до болезни он встретил на улице своего знакомого.

— Он даже больше чем знакомый. Лет двадцать тому назад мы вместе жили, это был тогда совсем ещё молодой парень. Он был мне как родной. Он был комсомолец, я его очень любил, он был мне как сын. Мы с ним вместе работали. Мне тогда было пятьдесят лет, когда Красная Армия прогнала отсюда поляков и мы с ним на богатых кулацких хуторах и фольварках искали излишки хлеба, чтобы забрать их для Красной Армии. Однажды мы ехали лесом, и на нас напали бандиты. Мне пришлось его спасать, и меня ранило в ногу, с той поры я немного хромаю.

— Так вот от чего ты хромаешь, — протянула Настя.

— Я, когда поправлюсь, расскажу про это.

— Расскажи сейчас.

— Мне сейчас, Настенька, трудно говорить много. Раньше этот человек мне часто писал письма, а последние годы как-то так вышло, что мы ничего не знали друг про друга. А сейчас я встретил его. Мы оба так обрадовались. Он работает в этом городе. Он тут ведёт большую работу. Я ему дал адрес, и он, наверно, на днях зайдёт к нам… Ну, мне уже совсем лучше стало… Сегодня десятый день, как пришло последнее мамино письмо. Должно быть уже новое письмо.

Назавтра Настя отнесла в школу дедушкину записку. Там было написано, что хулигана зовут Сержем, — так и Настя сказала деду, и он сам запомнил это имя с того дня, как заступился на улице за трёх девочек.

Серж уже утолил свою злость. Да и время прошло, и всё пережитое им притупилось и наскучило. У него было такое чувство, словно он рассчитался уже со всеми своими недругами. Он занялся другими делами, как на его голову обрушились новые неприятности.

Отец Сержа пришёл с работы несколько раньше обычного и вечером никуда не выходил из дому. Он даже и делами своими не занимался. До самого вечера был молчалив, задумчив, а как только Серж оделся, чтобы идти на улицу, он сердито сказал ему:

— Никуда не пойдёшь, сиди дома.

Серж, как известно, не привык слушаться отца. Он пошёл к двери, но вновь услышал:

— Кому я говорю, — тебе или этой стене?

— Стене, — весело хихикнул Серж и открыл дверь, но отец схватил его за плечо и втащил назад в комнату.

— Раздевайся, — сказал отец.

— С какой стати я должен раздеваться?

— Раздевайся.

— Не хочу.

— Нет, сейчас ты захочешь.

— Нет.

— Захочешь.

— А вот и нет.

Отец сорвал с Сержа пальто и швырнул в угол.

— Надо было раньше думать, а ты потакал всем его капризам, а теперь спохватился, когда из него вырос хулиган, — сказала мать и заплакала.

Увидев, что мать плачет, Серж догадался: случилось что-то неприятное, и встревожился. Уставившись в пол, он стоял и молчал.

— Смотри мне в глаза, — сказал отец.

Серж вперил свой взгляд на отца так, что тот вздрогнул.

— У тебя хватает наглости смотреть мне в глаза?

— Ты же сам сказал, чтобы я тебе смотрел в глаза!

— Ты издеваешься над отцом?

— Я же тебя слушаюсь.

Отец аж позеленел от злости и схватил сына за шиворот. Он хотел его ударить, но мать не дала. Серж, злой и обиженный, гордо сказал отцу:

— Почему ты меня мучаешь?

— Это ты папу мучаешь, — сказала мать.

— Что я ему плохого сделал?

— Ты старого человека в воду столкнул — он теперь болеет.

— И ещё раз столкну, если он будет хватать меня на улице за шиворот. Я его не трогал, он первый.

— Он защищал от тебя девочек.

— Из-за этих девочек я в лужу упал.

И вдруг Серж ужасно обиделся: он вспомнил, как выпачкал в грязи свои новые брюки. К тому же он почувствовал, что над его головой собираются тучи и надо как-то спасаться. И он заплакал. Он уже не слушал, что кричал отец и что говорила мать, и все громче и громче плакал. И чем дольше он плакал, тем больше ему становилось жаль самого себя, и ему начало в конце концов казаться, что он великий мученик, что его все обижают и он невинно страдает. Сквозь слёзы он с ненавистью смотрел на отца и мать, которые, вместо того чтобы пожалеть его, обращаются с ним так жестоко, что даже сочувствуют старику, который первый его затронул. Весь мир виновен перед Сержем, и лишь он один невинно страдает. Он бросился ничком на кровать, зарылся лицом в подушку и остался так лежать, судорожно всхлипывая.